Визит в тюрьму особого режима №9/8 оставил у корреспондентов "АП" противоречивые впечатления

ОТМЕТИМ сразу, что инициаторами нашего визита в уже известную нашим читателям по ряду публикаций в "АП" тюрьму стали представители Управления исправительными делами при Минюсте РТ (УИД). Последней каплей, перевесившей чашу их терпения, стали заявления родственников подсудимых заключенных о, якобы, имевших место пытках и издевательствах. Подробно "АП" писала об этом в прошлом номере газеты.
- Я ничего пока не буду вам говорить, вы сами все увидите, - сказал перед поездкой корреспонденту "АП" начальник оперативного отдела УИД Худомон Мубораккадамов.
В Курган-Тюбе мы приехали в понедельник в 9.00. В 10 утра должен здесь был начаться суд над "бунтовщиками". Свободное время мы посвятили осмотру знаменитой колонии. Нас сопровождал новый начальник тюрьмы - Косим Саидов.

"Здесь тюрьма, а не дом отдыха!"
ПЕРВОЕ что бросается в глаза - это идеальная чистота, царящая в тюрьме повсюду, где мы были. Стены КПП и внутреннего дворика, где расположены здание администрации, комнаты для допросов и помещения для длительных свиданий, украшены жизнеутверждающими иллюстрациями. На миг перед глазами всплывает картина из детства - родной детсад, но колючая проволока, обилие решетчатых калиток, и затерянные среди нарисованных цветов надписи, типа "Свобода - это огромная ответственность" (не ручаюсь за точность цитаты) тут же возвращают тебя в суровую реальность. Авторство рисунков принадлежит самим заключенным.
- Это у нас заключенные, содержащиеся в СИЗО, - говорит К. Саидов, - только они, имеют право работать на территории. Заключенные тюремного режима отбывают сроки в камерах, имеют право лишь на регулярные прогулки. А "особорежимники", не представляющие угрозу и те кто осужден впервые, трудятся также и на нашем вспомогательном хозяйстве (несколько мастерских).
Входим в помещения вспомогательного хозяйства. Здесь работают заключенные, здесь же расположены кухня и баня.
Идем на кухню. Это небольшая комнатка, в которой разместились две плиты и огромный казан. В этот день заключенные обедали чечевично-гороховым супом, довольно густым, правда, без каких-либо признаков мяса. На закуску повар приготовил шакароб. Второго к обеду не было. "Сколько выделяют денег, то и распределяем на всех", - прокомментировал мой немой вопрос один из сотрудников УИД. По данным УИД на одного заключенного в сутки выделяется 1,27 сомони.
В мастерских, расположенных в больших бетонных зданиях, напоминающих ангары - несколько цехов. Здесь заключенные мастерят сундуки и национальные колыбели (гахвора), шьют себе одежду: черные робы и белье. Посетителей встретили с показным равнодушием и отсутствием любопытства. Непроницаемые холодные лица, одинаковые головы остриженные "под ноль", четкие почти синхронные движения. Разговаривать с заключенными пришлось в присутствии начальников колонии. 38-летний Джунайд Гулов в неволе уже третий год, один из немногих, кто работает в тюрьме по специальности - он портной. Большинство, как правило, осваивает навыки новой профессии уже за решеткой: помимо портных тут работают столяры, плотники.
На все вопросы отвечает односложно, хотя я и не жду откровенности в присутствии конвоиров.
- Здесь не дом отдыха, а тюрьма и все что нам положено мы имеем, если не нарушаем распорядок. Свидания с родственниками всегда в срок, а если родня издалека приезжает и раньше положенного срока, то начальство входит в положение и разрешает свидания. Питание тоже нормальное, работа вот есть. На заработанные деньги можем купить себе то, что нам необходимо из продуктов или еще что-нибудь не запрещенное, - говорит он.
- Что и проблем нет никаких, может вам чего-то не хватает, или ваши права нарушаются?
- Нет у нас, у меня все в порядке, - сухо отвечает собеседник.
После посещения бани, вернее душевой, которую можно коротко описать так: чисто и аскетично, начальник тюрьмы показывает корпуса СИЗО и тюремный блок. Внутрь мы не заходим, поскольку "запрещено", ограничиваемся осмотром корпусов снаружи. Все окна зарешечены какими-то жуткими зеленными железками, которые на тюремном жаргоне называются "ресничками", а представители УИД называют их "жалюзи".
Предполагаю, что свет и воздух сквозь такие реснички-жалюзи почти не проникает. Но начальство тюрьмы меня уверяет, что во всех заведениях этого типа на территории бывшего Союза такой стандарт и "воздуха в камеры проникает достаточно".
"Если жалюзи будут немного шире, заключенные начнут писать друг другу записки, - с этажа на этаж. А такая переписка, как вы понимаете, запрещена", - говорит Х. Мубораккадамов.

Суд по тюремному
ЗАВЕРШИВ обход, направляемся в комнату, где проходят судебные слушания. Во внутреннем дворе ожидали своего вызова свидетели-заключенные. Спрашиваем у них, что происходило 3 августа (в день "массового неповиновения") - все отвечали примерно одно: "беспредел - который организовали подсудимые". Многие утверждали, что имел место "рэкет" со стороны "смотрящего" колонии и его людей. Относительно условий своего содержания заключенные также были солидарны: ни на что не жаловались, говорили, что все у них нормально, питание, свидания и прогулки получают в полной мере. Поговорив с несколькими свидетелями, мы идем в зал суда. Это бывшая ленинская комната с трибуной и "председательским" столом, за которым расположилась судебная комиссия, во главе с судьей - Саидом Раджабовым. Гособвинитель - Гулмахмад Пиров - начальник отдела по особо важным делам областной прокуратуры и адвокаты подсудимых расселись рядом, но за пластиковыми столами. Подсудимых я обнаружила не сразу. В комнате сидело много людей в "спецодежде": помимо обвиняемых, - свидетели и пострадавшие, тоже "обитатели" колонии. 12 фигурантов дела выделялись бледностью лиц и синими робами. На их руках стальные "браслеты". Эту дюжину от остальных присутствующих отделяла не решетка как в обычных судах, а шесть щуплых дневальных, вооруженных только резиновыми дубинками. Впрочем, подсудимые были спокойны, сидели очень тихо, и внимательно слушали показания очередного свидетеля. Главной целью моего визита сюда, были именно эти люди, родственники которых сообщили журналистам о пытках и издевательствах. Не зная точно, представится ли еще возможность увидеть их так близко и всех вместе, первые минут 20 пристально разглядываю их, стараясь не привлекать внимания. Лица у всех бледные (они сидят в карцере), но следов побоев, синяков и даже царапин на них нет. На руках тех, кто сидел в первых двух рядах не видно никаких повреждений. "Вон тот в третьем ряду у них главный организатор, - Баходур Абдулмадудов, так называемый "смотрящий", - шепотом поясняет мне один из конвоиров. "Смотрящий" - молодой человек, с правильными чертами лица, как мне показалось, выглядел даже немного лучше других. Одет, в отличие от других, в черную "фуфайку" с длинным рукавами, наручников на нем не было. Я это заметила сразу, потому что, поймав мой взгляд, заключенный начал жестикулировать руками и попытался мне, что-то беззвучно мне сказать. Но, что именно он хотел сказать, я так и не смогла понять. Тем временем свидетель - Рустам Шеров, начинал явно плавать и путаться в показаниях. Он был одним из тех, с кем я уже говорила. Теперь некоторые его слова сильно отличались от его же показаний и от того, что он говорил мне. Особенно это проявилось, когда вопросы стали задавать подсудимые:
- После нашего появления, тюремный врач майор Саноатов, который вымогал взятки у больных, прекратил свои "движения" и перевез больных в клинику, да? - спрашивает подсудимый Набиджон Ахмедов, нервно сжимая в окованных руках большую исписанную тетрадь.
- Я не знаю, брал ли он деньги, но разговоры такие ходили, - отвечает Шеров, - а больных он перевез, потому что сюда прибыли "командировочные" (дополнительные воинские части, прибывшие на подмогу тюремной администрации, после возникновения волнений в тюрьме, - прим. ред.).
Информация о докторе-взяточнике заинтересовала судью, он еще раз переспрашивает детали, обещает все перепроверить. Но Н. Ахмедов обративший, на себя внимание суда продолжает говорить:
- Господин судья, нас оклеветали, обвиняют теперь во всем. На 90 процентов это не правда, да мы требовали соблюдения наших прав, но то что мы били кого-то и издевались как сейчас говорят - это не правда. А эти люди так запуганы, если надо они признаются даже в убийстве Ленина. Я бил только одного человека, который в своих интересах губил и травил других. Я сам сидел на баралгине и покупал у него!
Свидетель продолжает отвечать на вопросы и признает, что после появления подсудимых в тюрьме некоторые условия жизни здесь улучшились, (чуть ранее мне он говорил совсем другое). Но с этим не соглашается другой свидетель Ибрагим Кахоров, который утверждает, что у него подсудимые отобрали $500 и вообще занимались вымогательством...

Претензий нет?
ПОСЛЕ объявленного судьей перерыва появляется возможность переговорить с несколькими подсудимыми. Точиддина Зайниддинова несут на руках товарищи, он соглашается ответить на наши вопросы.
- Да я не могу ходить, но это еще до моего появления в тюрьме случилось, никто лично меня не пытал, - говорит он. По словам Точиддина все проблемы в тюрьме начались после того, как Н. Ахмедов написал письмо, которое разослал по всем официальным инстанциям и международным организациям о том, что в тюрьме нет раздельной посуды для больных туберкулезом и здоровых заключенных. "Потом стали практиковать "голый шмон" (обыск, и раздевание заключенных до гола - прим ред.) ну не каждый день, но такое было, это и послужило причиной того, что произошло тут 3 августа", - рассказывает он. - "Потом когда администрация пошла на уступки, вообще бардак начался - камеры открывали - выходили".
Т. Зайниддинов считает, что вина в случившемся, в большей степени лежит на прежней администрации тюрьмы: "Виноваты в этом не только заключенные, виноваты те, кто это допустил, а за собой я признаю только одну вину - у меня был мобильный. Да, в этом я признаюсь!". Еще один подсудимый Махкамтош Гадоев также отрицал применение пыток. "Не знаю как насчет других, но меня никто не пытал", - утверждает он.
Я настаивала на встрече с основным фигурантом - "смотрящим" Б. Абдулмадудовым, однако солдат, которого отправили за ним, ответил, что подсудимый не согласился разговаривать с журналистами. Позднее его адвокат Нигора Хаитова сообщила что, по словам ее клиента о моей просьбе ему никто ничего не сообщал...

Парвина ХАМИДОВА,
Asia-Plus

ОТ АВТОРА:
В ДУШАНБЕ мы уезжали со смешанными чувствами. Однозначных ответов на все наши вопросы мы так и не получили. Даже с учетом того, что в беседе с нами они могли и не быть полностью откровенны. Почему подсудимые отрицают пытки, если об этом заявляют их родственники? Почему они не использовали свой шанс публично заявить о нарушениях своих прав? Боятся ли они чего-то, или на самом деле их никто не пытал?
Сложно разобраться в ситуации, когда на ее изучение есть всего несколько часов. Подсудимые не так просты, как и те кого, они обвиняют. Возможно, что все заявления о пытках - последняя попытка "скостить" себе срок путем привлечения общественного внимания. Но возможно и другое, в правоохранительных органах знают куда бить и как не оставлять явных следов. Напомню, что с момента начала суда уже прошло 20 дней.

РЕАКЦИЯ
За тюрьмами будут следить спецорганы
В ближайшие 10 дней (информация от 12 июня, - прим. ред.) при прокуратуре Хатлонской области будет организована спецпрокуратура по надзору за исправительными колониями и тюрьмами.
ПО словам прокурора области Фозилджона Ахунова, "целью организации такого органа является надзор над исправительными колониями, откуда в последнее время в Генпрокуратуру все чаще поступают жалобы от родственников и самих осужденных об ущемлении их прав, - сказал он. - По мнению экспертов, этот шаг также имеет большое значение для защиты прав заключенных, соблюдения в колониях нормальных условий, в частности, санитарных, и др.".
По словам областного прокурора, такие подпрокуратуры теперь будут созданы при всех областных прокуратурах республики. Ранее спецпрокуратура существовала только при Генпрокуратуре, сотрудники которой физически не успевали контролировать все подчиненные им структуры.

Сайрахмон НАЗРИЕВ,
Asia-Plus
www.asiaplus.tj