Есть такое мнение, что происходящее в Кыргызстане, начиная со 2 ноября 2006 года – есть зеркальное отражение прошлогодних историй. В стране 24 марта 2005 года произошло … событие: для кого-то революция, для кого-то переворот.

Но есть и другая позиция. Не о чем спорить, ибо понятия, используемые традиционно для анализа политических ситуаций, в данном случае помогают мало, т.к. постоянно остаются некие неопознанные в данных терминах явления и процессы, ну, никак не поддающиеся продуктивному анализу.

Допустим, в стране совершилась революция. В том смысле, что сменился политический режим. Хотя, вроде бы нет. Может, изменился общественный строй? Ни, боже мой! Может, сменилась управленческая элита? Пусть будет так, но …

Исторически сложившийся в стране стиль взаимоотношений по линии "правящая элита – народ", затрудняющий возможность полноценного диалога, присущ не только правящей элите, которая обладает реальной властью, но и тем, кто, находясь в оппозиции, стремится к рычагам управления страной. Перманентное противостояние между властной элитой и обществом породило особый тип политического мышления, при котором поиски компромисса представляются не только затруднительными, но и рассматриваются как проявления политической слабости. Кроме того, это противостояние принципиально затрудняет поиск и формулирование национальной идеи, блокирует возможность национального консенсусного определения вектора страны. Остается одно требование, понятное всем: реформа.

Итак, после 24 марта вроде бы происходили реформы. Однако совершаются они или нет - также сложно определить. С одной стороны, вроде бы возникла "новая и революционная" власть, но она все время выступает какой-то недоделанной, и по отношению к ней все время хочется проводить реформы. С другой стороны – есть в обществе (когда говорят о массе "простых" людей) желание остановиться – нельзя же бесконечно жить на "вулкане". Чуть, какое недовольство – и опять – "кетсин" ("уходи")!?

Большинство людей в Кыргызстане формулируют программу реформ просто: она должна устроить жизнь людей. Должна возникнуть более или менее стабильная государственность, должны сложиться основы законодательства, выборы должны перестать быть судьбоносными, в смысле должны прекратить борьбу элит за передел имущества. Таким образом, реформ в Кыргызстане не было. В том смысле, что была форма, а вот ее взяли и изменили. Не было ничего такого. В этом смысле как раз-таки все удивительно стабильно. Новая форма не сложилась, поскольку эта форма не соответствует:
1. естественным (органическим) возможностям и внутренним стремлениям Кыргызстана как общественного образования;
2. исторически сложившимся внешним и внутренним условиям и горизонтам этого образования;
3. идеям, понятиям, способам мышления, которые используются для оформления пространства целеобразования.

Стабилизация в стране пока не наступила еще и потому, что происходящее не осмыслено достаточно адекватно, нет еще той "абстракции", основания, пользуясь которым, можно было бы упорядочить и "успокоить" все политические, экономические, социальные и иные процессы. Оперирование взятыми формально или не оформленными основаниями делает государственного деятеля хаотичным и случайным, зависящим от привычных стереотипов, предпочтений, установок и т.п. Практическое действие приобретает вид управления "без руля и ветрил".

Правда, что психологически кыргызская элита и народ обнаруживают определенное родство душ, как бы на первый взгляд, они ни отличались друг от друга. Элита, обладая информационной властью, имеет общий когнитивный стиль с народом. Элита пользуется технологиями "скрытого принуждения", поскольку уже отработаны технологии реализации авторитарных представлений при опоре на сложившуюся психокультурную основу. Граждан всегда встречают тот "ментальный продукт", который соответствует их ожиданиям и запросам. Нужно только вовремя породить именно эти запросы. Например, ожидание "порядка" или ожидание смены власти.

Граждане выступают, таким образом, субъектом поддержки любого существующего режима. Круг замыкается. Элита не делает ничего такого, чего бы кыргызстанцы так или иначе не желали или не позволяли ей. В массе своей они вольно или невольно способствуют правящему классу, выполняя пассивную роль, кроме моментов вспышек требований к элите изменить существующее положение. Однако, характерно, что весьма редко дело доходит до постановки проблем, чаще всего – ограничивается выдвижением претензий и требований, связанных с удовлетворением различных нужд-потребностей. Поэтому остается возможность манипулирования проснувшейся активностью, и переведения ее в русло внутриэлитных "разборок". Что сейчас мы и наблюдаем.

Английское слово reform переводится буквально как "исправление". А вот по- русски можно сказать либо "преобразование", либо "преображение". Поэтому можно утверждать, что мы в Кыргызстане живем в период бесконечных преобразований, от которых все устали, но преображение страны не наступило.

Вроде есть все атрибуты государственности, а вот нет ощущения, что имеешь дело с государственными "мужами", все какие-то "пацанские" игрушки, вроде вражды район на район и угрозы радикальных действий. И – главное – после 24 марта ни один институт государства не является "всамделишным", "взаправдашним" как говорят дети, отличая что-то от исключительно игровых условностей, когда можно быстро сказать "а я не играю", и наважденье пройдет!

В языке это выражается у людей в виде любимого на некоторых тренингах словечка "как бы". То есть это все происходящее - "как бы" торжество демократии, или, наоборот, "как бы" нарушение законов. Ну, и как прикажете понимать-действовать? Как против нарушителей, или, наоборот, поддержать демократических борцов? Таким образом, одна из главных причин наших неуспешных модернизаций – это неразвитость всем понятного общественно-политического языка.

Вот говорят, парламент должен взять на себя больше полномочий, нужна парламентская республика и т.д. А ведь думается, ну какой-такой парламент, он что – английский, а депутаты могут выражать и представляют сложившиеся общественные интересы? Язык, выражающий то, что происходит, должен быть понятный и понятый жителями страны, то есть выражать реальность этой страны, а не быть просто общим знанием. А с точки зрения реальности страны, над кыргызами никогда не было хана с развитой администрацией. А это значит, что
>здесь работают либо авторитарная власть, либо общинный консенсус, но не процедуры развитой государственной машины. И, следовательно, эти процедуры сейчас надо вырабатывать, а современные технологии выработки и принятия решений необходимо "сажать" на работающие общественные институции.

Консенсус (опять чужое слово) – в действительности - это собрался аил, и авторитетные люди убедили всех, что, для опять-таки всех, нужно поступать так, а не иначе. Если вдруг кому-то взбредет в голову говорить по-другому, у него не получится – его просто освистают и не дадут говорить. Какой тут парламентаризм как форма состязания аргументов и т.п.?

Хорошо – в одном аиле договорились. Теперь – что делать с другими аилами? Договариваться! И у кыргызов есть вековой вариант, как договариваться по поводу дележа пастбищ, ведения оборонительной войны против агрессора и т.п. Но как договариваться по поводу современной власти? Парламент – вроде бы не та форма, т.к. быстро раскалывается на две части под давлением местных интересов, и не может работать как форма согласования. Или должен стать формой решения местных интересов, но тогда какой это парламент? Это что-то другое.

Таким образом, то, что происходит, и что можно наблюдать по телевизору, как "революцию он-лайн", лучше всего определяется как движение по предъявлению не решенных (и не решаемых при данных процедурах) местных интересов. Но объективно - это путь к новому авторитаризму. Наверху появится авторитарный правитель, использующий демократические процедуры для разъяснения своих действий (ну, как в аиле разъясняют авторитетные люди!). Без этого никак не возникнет консенсус – основа признания власти всеми местными элитами.

И в итоге борьбы под лозунгами демократии появится нечто…традиционное. Вокруг авторитетного правителя – "Государственный Совет" из "лучших" людей, кого будут уважать. Лучше всего в 9 человек, причем, скажем, 5 избираемых. Далее – Парламент, пускай будет, ибо кто будет бюджет всей страны утверждать и законы обсуждать?

А вот дальше надо иметь представительные органы, где могли бы выражаться местные интересы, и обсуждаться решения местных проблем. Хотя бы два раза в год – весной и осенью, на каких-нибудь встречах органов, выражающих местные интересы. Если любая, нынешняя и будущая, власть этого не сможет сделать, ее ждет судьба подвергнуться новой атаке и призывам: уходи! Иначе – аилы не договорятся! Может лучше так, и страна успокоится?

^Сергей Масаулов, аналитик,
Центр общественных технологий
(Бишкек, Кыргызстан)
[beemas@rambler.ru