ТАШКЕНТСКИЕ СУДЫ ЗАЩИЩАЮТ ПРАВА ТОЛСТОСУМОВ
или КАК МЫ БЫЛИ ДОВЕРЕННЫМИ ЛИЦАМИ

>Руководство редакции газеты поручило нам с моим коллегой и напарником по журналистским расследованиям Владиславом Поплавским стать доверенными лицами в суде по гражданским делам. Ташкентские журналисты обычно уклоняются от подобных заданий, но нам с Владиславом Григорьевичем не привыкать. Поплавский не только талантливый журналист и писатель, книги которого пользуются большой популярностью среди русскоязычного населения Израиля, США и Канады, но еще подполковник в отставке, боевой офицер, прошедший "горячие точки, и, понятное дело, не боится ни черта, ни дьявола. Лучшего напарника по скандальным расследованиям, а также посещениям гражданских судов и не найти.

Из всех дел, которые у нас под контролем, выбираем наиболее тягомотное и беспросветное - дело Виктора Конева.

Виктор Александрович - пенсионер восьмидесяти пяти лет. Человек больной, одинокий. Дети, правда, есть, но живут отдельно и далеко, работают на весьма скромных должностях, да и скручены в тугой узел своими проблемами. Денег у старика нет, влиятельных знакомых тоже. Одним словом, типичный "маленький человек", которого может обижать всякий, кому не лень. Особенно, если у этого всякого, в отличие от ветерана, и долларов предостаточно, и нужных связей.

Обидели старика соседи - почти одновременно начали возводить на своих участках высокие особняки впритык к заборам. А у Виктора Александровича участок размером с носовой платок. В результате получилось, что его дом стоит как бы в колодце. Ни света нет, ни ветерка. Плодовые деревья и виноградник, приносящие каждый год немалый урожай, тут же засохли.

Обычно "маленькие люди" в таких случаях разводят руками и воспринимают происшедшее, как неизбежное зло - вроде стихийного бедствия. Но со стариком соседи ошиблись. Он бывший подполковник милиции, занимал ответственную должность в штабе МВД Узбекистана, юридически грамотен, а также обладает бойцовским характером, невероятной энергией и неукротимым упрямством. Конев тут же начал бороться за свои права - сначала написал уйму жалоб во все инстанции, а затем стал судиться с соседями. И судится уже два с половиной года, что, впрочем, ни коим образом не помешало соседям благополучно достроиться.

Поэтому-то мы с Владиславом Григорьевичем и выбрали в качестве своего доверителя старика. Посидим на процессах, определим, почему судьям так удалось затянуть дело, попробуем все ускорить и поставить на рельсы законодательства. А затем напишем статью под названием "Как мы были доверенными лицами".

Дело Конева мы знаем почти наизусть, но еще раз вчитываемся в громадные, как египетские пирамиды, кипы документов. У старика идет два отдельных процесса. Первый - по иску ветерана к соседу Турапову, который возвел шикарный особняк, ставший, в общем-то, главной причиной превращения дворика Виктора Александровича в колодец.
Второй - по иску соседки Зугуровой, построившей второй этаж, к самому Коневу. С первым иском все ясно, со вторым сложнее. Он подан по инициативе хокимията - с целью узаконивания незаконной постройки. Дело в том, что когда-то дом целиком принадлежал семье Конева, но лет сорок назад половина дома была продан Зунуровым. Участки отгородили глухой кирпичной стеной, соседнему домостроению был присвоен отдельный номер "38А", а Виктору Александровичу выдан новый план БТИ с границей его участка по этому забору. Однако сотрудники БТИ поленились выехать на место, произвести замеры и указать их в этом плане. Пустяк, вроде, но дал возможность всем заинтересованным лицам морочить старику голову, спекулируя на том, что участок у них с Зугуровой, якобы, общего пользования. Так, мол, указано в документах инвентарного дела, составленных еще при царе Горохе. А какое тут "общее пользование", если проведена граница в виде глухой стены? Глупость, да и только.

Во время обеих судебных процессов проведены две судебные экспертизы институтом имени Сулеймановой. Внимательно изучив их, дружно приходим к выводу: оба документа не только бессовестная, но и перешедшие все рамки наглости халтура. Ни схем, ни расчетов, которые обязательны при таких экспертизах. В принципиальных вопросах эксперт Отченко сослалась на акт районной СЭС, а эксперт Радецкий на участок "общего пользования". При этом, чтобы создать видимость серьезной работы, оба добавили целый ворох второстепенных и не имеющих никакого отношения к сути вопросов пунктов из Строительных норм и правил. А пункты, имеющие отношение к этой сути, разумеется, упомянуть "забыли". Излишне говорить, что оба эксперта при этом сыграли в ворота ветерана на стороне состоятельных соседей.

По поводу экспертизы Радецкого наша газета даже опубликовала большую статью, где подробно разбиралось его экспертное заключение, и выказывалось пожелание в адрес прокуратуры заинтересоваться весьма любопытным творчеством эксперта. Неизвестно проявила ли прокуратура интерес к подобному издевательству над стариком, но Ташкентский городской суд решение суда по гражданским делам Яккасарайского района в пользу соседки Зугуровой отменил и отправил дело на новое рассмотрение.

Для начала предлагаем Коневу объединить два дела в одно. Еще за несколько месяцев до этого с нашей подачи Виктор Александрович написал по этому поводу ходатайство на имя председателя суда. Ходатайство было обоснованным, взывало к здравому смыслу и нормам Гражданского процессуального кодекса, но было отклонено. Хотя суд по своей инициативе должен был объединить дела еще, как минимум, два года назад. Подсказываем старику, как написать жалобы на суд и в какие инстанции направить. Конев добросовестно бомбит эти инстанции жалобами, после чего происходящий в Яккасарайском суде по гражданским делам абсурд приобретает более логичные и законные черты - два дела все-таки объединяют в одно.

Теперь наступает наш черед непосредственно появиться в суде. Первое заседание проходит еще в старом формате - разбирательство идет только по иску соседки ветерана Зугуровой. Председателем на процессе - судья Гузаль Зиганшина. Дама молодая, симпатичная, вежливая, но Конев решительно настроен против нее, считая, что судья умышленно затягивает суд. Ветеран настаивает на отводе, и хотя в ходе процесса отвод получает уже третий судья, приходится его поддержать - на предыдущих процессах мы не были и Коневу виднее. Одна из претензий старика к судье - отсутствие в материалах дела протокола выездного заседания. Что и говорить, документ очень важный. В нем должны быть отражены все факты ущерба, нанесенного Коневу соседями - и разбитый шифер на крышах, и замоченные от этого под дождем стены, и засохшие плодовые деревья. Я обращаюсь к судье с просьбой разрешить ознакомиться с этим протоколом. На что судья, честно глядя мне в глаза, отвечает, что по закону протоколы подшиваются к делу только после вынесения судом решения. Тогда то с ними и можно ознакомиться, если появится такое желание.

Позже консультируемся по этому поводу с адвокатом Сергеем Саенко, недавно выигравшим аналогичный процесс. Он говорит, что слова судьи - чистой воды фантазия. Протоколы являются неотъемлимой частью дела и должны подшиваться в него не позже, чем через пять дней после проведения выездного заседания.

Следующее заседание суда уже по объединенному делу и под председательством судьи Дильдоры Худайбердиевой. Судья выглядит просто очаровательно - еще более молодая, симпатичная и вежливая, чем ее предшественница. Турапов не явился, со стороны ответчиков присутствует только адвокат Зугуровой. Но судья демократично начинает заседание в его отсутствии, а также отсутствии прокурора и представителя хокимията, которые по законодательству должны присутствовать на процессе.

Я высказываю выработанную мной и Поплавским позицию доверенных лиц по делу многострадального ветерана. Приведу ее полностью. В любом демократическом государстве закон защищает права граждан. Узбекистан не является исключением. В случаях, касающихся градостроительства, это Градостроительный кодекс. Статья 4 этого кодекса гласит, что если строительство наносит вред юридическим и физическим лицам, оно должно быть запрещено. Более подробно эту мысль развивает такой подзаконный акт, как Порядок "Проектирования строительства, сдачи в эксплуатацию, регистрации и учета объектов частного строительства, осуществляемых физическими лицами", утвержденный Госархитектурстроем, а также Министерством юстиции за 499 от 10 октября 1998 года. В соответствии с ним, прежде чем начинать строиться, физическое лицо должно получить разрешение ряда организаций и, в первую очередь, ближайших соседей. Нет разрешения соседей - нет никакого дальнейшего разговора о строительстве. Давайте поднимем документы и проверим, есть ли в них письменное разрешение Конева на строительство соседям. Если есть - один разговор, а, если нет, то и разговора никакого быть не может - надо принимать решение о сносе.

Судью и адвоката Зугуровой наша позиция на некоторое время оставляет в прострации. Письменного разрешения на строительство Конев, разумеется, не давал, а в деле имеется письмо Главного Управления Архитектуры и Строительства, где говорится, что и оно не давало никакого разрешения на новостройки, а сами новостройки прямо называются незаконными. И, если мы упремся в своей позиции, отметая в стороны все второстепенные вопросы, то очень быстро выяснится, что все предыдущие два с половиной года дело не разбиралось по сути, а сами процессы были превращены в настоящий цирк.

Впрочем, прострация длится недолго. Судья никак не комментирует нашу позицию и меняет тему разговора - она назначает новую экспертизу в Институте имени Сулеймановой. Мы выражаем недоверие экспертам этого Института и просим выбрать другую организацию, имеющую право подобной экспертизы. В ответ Худайбердиева вежливо сообщает, что привлечены к делу могут быть только эксперты Института имени Сулеймановой - таковы правила.

Старик просит наложить арест на строительство. Худабердиева с гордостью сообщает, что такое постановление она уже вынесла и даже машет им перед носом ветерана. Но на нашу просьбу предоставить копию документа отвечает, что обязательно сделает это через пару дней. Почему именно через пару дней, а не прямо сейчас, естественно, не объясняется.

Владислав Григорьевич высказывает идею - решить дело миром. Судья и адвокат с радостью хватаются за это предложение. Мы предлагаем покрыть старику ущерб, который соседи нанесли ветерану, да и дело с концом. Оставляем адвокату свои телефоны, на случай, если соседи не захотят обговорить пункты мирового соглашения именно с нами, и расходимся очень довольные друг другом. А напоследок я еще прошу судью и адвоката передать нашу просьбу соседям - пока мы будем составлять мировое соглашение, пусть они покроют поврежденные крыши Конева целлофаном. Не то не сегодня-завтра пойдут дожди, и строения ветерана окончательно затопит.

Когда мы покидаем здание суда, ветеран высказывает свое недоумение - зачем ему от соседей целлофан, пусть лучше заменят на крышах разбитый шифер. Мы объясняем Виктору Александровичу, что предложение насчет целлофана - проверка порядочности его соседей. Если те добрые люди, всерьез относятся к тому, что 2006-ой год объявлен в Узбекистане годом благотворительности, то оперативно покроют старику крыши целлофаном. А, если, допустим, не очень добрые, но верят в честное и непредвзятое судейство, то покроют целлофаном крыши еще оперативнее - ведь предстоящие дожди нанесут строениям Конева еще больший ущерб, который затем бесстрастно констатируют в своем заключении честные и неподкупные эксперты Института имени Сулеймановой. Шифер еще стоит денег, о которых стоит говорить, а вот несколько метров целлофана для людей, строящих вторые этажи и шикарные особняки, просто копейки.

В заседаниях суда наступает тайм-аут. Оно и понятно - судья назначила экспертизу, до получения заключения эксперта судебные заседания вести не принято. Зато старик звонит нам каждый день, возмущается по поводу соседей, которые, используя последние теплые дни, авральными темпами завершают строительство. Но особенно он возмущается по поводу поведения судьи Худайбердиевой, которая под разными предлогами не дает ему на руки копию определения о запрещении строительства. Правда, недели через две Худайбердиева сообщает, что ветеран может получить копию у судебного исполнителя. Но соседи к тому времени уже достроились и определение нужно Коневу, как рыбке зонтик.

К старику за это время никто с мировыми предложениями не обращался, нам тоже никто не звонил. Излишне говорить, что с рулоном целлофана на участок ветерана также никто не поспешил. Одним словом, позиция соседей становится нам предельно ясной. А раз так, то мы с Поплавским от имени Конева пишем в суд ходатайство с просьбой обеспечить явку на последующие заседания ответчика Турапова. По словам старика, Турапов во время начала строительства работал заместителем хокима одного из районов города Ташкента, и поэтому у нас к нему два вопроса. Первый - действительно ли он тогда был заместителем хокима, и, если да, то не является ли его новостройка итогом злоупотребления служебным положением? И второй - на какие средства возведена такая новостройка, которая потянет эдак на тысяч сто долларов? К нам с Владиславом Григорьевичем буквально накануне попала в руки распечатка с указанием окладов чиновников районных хокимиятов. Оклад заместителя хокима - 56 тысяч сумов (около 50 долларов). Человеку, получающему такую зарплату, чтобы возвести особнячок, появившийся на участке Турапова, надо ни есть, ни пить и ходить в одном костюмчике минимум лет двести.

И вот, наконец, суд возобновляется вновь. Нет, не потому, что проведена новая экспертиза. Просто получен ответ из Института имени Сулеймановой с отказом о проведении этой экспертизы. В ответе прямо указывается причина: судья не высказала свои претензии к предыдущим экспертизам и никак не обосновала назначение новой.

Впрочем, про то, что суд возобновляется, слишком громко сказано. Судья сообщает, что опять не явились ответчики и суд переносится на следующую неделю. Владислав Григорьевич тактично, но решительно высказывает свое возмущение - сколько можно терять времени из за неявки ответчиков? Это далеко не первое заседание, которое отменено по этой причине. Давайте их вызовем при помощи милиции, а откажутся - решим дело без них. Худайбердиева предлагает компромисс - сегодня обойтись без милиции и заседание все-таки отменить, а на следующее заседание она обязательно отправит ответчикам телеграммы. Я прошу особо отметить в телеграммах, что в случае неявки ответчиков процесс пройдет без них. Судья соглашается и назначает время нового заседания - следующая пятница, 10 ноября.

Мы с Поплавским договариваемся встретиться накануне, 9 ноября, и обсудить наши действия на предстоящем заседании. Если бы эта встреча состоялась, то мы бы обязательно, проанализировав сложившуюся ситуацию, пришли бы к выводу, что судья Худайбердиева попала в не лучшую ситуацию. Запрет на строительство старику вовремя не дала, экспертизу, на которой сама настаивала, никак не обосновала, протоколы выездного заседания не предоставила. Мало того, на предстоящем заседании нетрудно просчитать поведение доверенных лиц. Они опять будут гнуть свою линию по поводу наличия письменного разрешения Конева на строительство соседей, а заодно, как и обещали в своем ходатайстве, обязательно зададут ответчику Турапову весьма неприятные вопросы. Можно, конечно, не дать доверенным лицам задавать эти вопросы, линию насчет подписи старика "смазать", а судебное разбирательство увести в каком-нибудь второстепенном направлении. Но журналисты тогда просто рассмеются, ходить на заседания перестанут и напишут такое, что последующее решение суда в пользу ответчиков, скорее всего, будет отменено в вышестоящих инстанциях. Одним словом, ситуация пиковая. И единственный выход из этой ситуации - провокация. Провокация - обычная практика в таких делах. Ее цель - дискредитировать журналиста и заставить его отказаться от дальнейшего копания в грязном белье. Методы - самые разные. Один из них будет описан чуть ниже.

Если бы мы с моим напарником, как накануне договаривались, встретились в четверг, 9 ноября, то обязательно все это бы просчитали и подготовили бы контрмеры. Но встретиться нам не удалось. Утром 9-го ноября Владислава Григорьевича не стало.

Причины не появляться на суде более, чем уважительные - утром 10-го ноября, в день заседания, похороны. Но мы сами настояли, чтобы 10-го заседание было проведено в обязательном порядке. И в память своего напарника я решаю появиться в суде - иначе все наши с Поплавским действия в качестве доверенных лиц пошли бы насмарку.

Появляюсь вовремя - тщательно выбритым, в отутюженном костюме. Правда, нахожусь в полной апатии - без всякого желания вести с кем-либо какие-то дискуссии. Начало суда затягивается, хотя в коридоре дисциплинированно сидит ответчик Турапов. В здание суда появляется и правозащитница Ольга Краснова, которую я попросил заменить Владислава Григорьевича. Она, зная, что утром я был на похоронах, с удивлением спрашивает: неужели ты не выпил? Я автоматически отвечаю: да нет, Олечка, как это не помянуть коллегу и напарника, утром, конечно, выпил сто грамм.
Эти сто грамм к четырем часам, когда был назначен суд, давно выветрились, но для провокации этого вполне достаточно. Коридоры в здании суде узкие, слышимость хорошая, верные люди тут же передают мои слова судье. И тут же следует объявление: суд на сегодня отменяется, но обязан задать судье вопрос: почему отменяется? Я его и задаю в весьма вежливой форме. На что получаю ответ: потому что не пришли прокурор и представитель хокимията. Я, опять же вежливо, удивляюсь: но ведь их не было на прошлых заседаниях и это не мешало проводить заседания. Ведь мы же договаривались, что заседание будет в обязательном порядке. Тут Худайбердиева весьма грубо отвечает, что в суде никто ни о чем не договаривается. Неожиданная грубость судьи меня, несмотря на полную апатию, настораживает, и я предпочитаю вместе с Коневым молча уйти к подоконнику в конце коридора, где Краснова уже сочиняет пространную "телегу" на судью, необоснованно отменившую судебное заседание.

А в этот момент судья уже сочиняет акт на меня. Узнаем это, когда возле подоконника появляется дежурный милиционер. Это вызывает искреннее возмущение у ветерана и правозащитницы. Я пытаюсь снять напряженность, сообщив, что собираюсь пойти покурить. Возле выхода разыгрываются настоящие боевые действия. Милиционер держит меня за руку, не давая выйти на крыльцо суда, а Краснова с Виктором Александровичем пытаются меня отбить у стража закона. Я успокаиваю Ольгу и старика, сообщив, что пойду курить во внутренний дворик. Следом за мной, потирая поврежденную руку, выходит милиционер. Стреляет у меня сигаретку и говорит:
- Ака, вы единственный, кто здесь себя прилично ведет. Я же говорил - идите курить во внутренний дворик. Вон там, где идет ремонт, есть выход, ушли бы спокойно. Правда, сейчас уже поздно.

Поздно, потому, что вокруг нас с явно соглядатайскими целями буквально скользит - другого слова не подберешь - ответчик Турапов. А также появляется милицейский наряд, который как будто - хотя почему "как будто?" - специально дежурил за углом. Впрочем, у меня кончились сигареты, и я спокойно покидаю дворик через запасной выход. Дохожу до автобусной остановки, покупаю сигареты. Можно, конечно, сесть на такси и уехать, но мне надо забрать Краснову и Конева на поминки. Да я и не заяц, чтобы бегать от милиции. Так что возвращаюсь обратно.

К этому моменту Худайбердиева все-таки начинает судебное заседание, и Краснова с Коневым находятся в зале суда. Зато я попадаю прямо в руки присланного за мной наряда под командованием капитана - как я потом узнаю, участкового территории, где находится Яккасарайский суд. Обрадованные милиционеры тут же меня заталкивают в машину и везут в городской наркологический диспансер.

Надо сразу оговориться - милиция ведет себя предельно корректно, называет меня только на "вы" и по имени отчеству. Так что слово "заталкивают" я употребляю исключительно в образном отношении.

В диспансере я долго дую в трубочку, сотрудница диспансера еще дольше возится с пробиркой и затем стыдливо объявляет: слабая степень опьянения. . Я могу, конечно, упереться и сказать, что вообще не пил - слабую степень опьянения экспертиза покажет, если человек слегка выпил и за сутки до этого. Но я не упорствую, у меня апатия, мне все равно.

Слабая степень явно не устраивает организаторов провокации. Поэтому дежурный диспансера в акте ее не указывает, услужливо пишет "алкогольное опьянение", что само по себе делает этот акт недействительным. Затем меня везут в Яккасарайское РУВД. Капитан ведет меня в кабинет начальника милиции. Начальник подает руку, вежливо просит написать объяснительную. После чего так же вежливо прощается и сообщает при капитане, что я могу быть свободен.

Но капитан, судя по всему, боится Худайбердиеву гораздо больше своего начальства. Поэтому тащит меня в дежурку и пытается закрыть в камеру. Я вежливо апеллирую к находящимся в вестибюле старшим офицерам. Те объясняют капитану, что тот значительно превышает свои полномочия, на что капитан в сердцах отвечает: Худайбердиева сказала, что, если я его не посажу, она сорвет с меня погоны.
Несмотря на это, через полчаса капитан отпускает меня с миром. Пропуская подробности, добавлю, что административный суд впаял мне штраф в три минимальных оклада. Основой обвинения был акт судьи Худайбердиевой, в котором я обвинялся в дебоше и матершине, а подтверждением - письменные показания Турапова и Зугуровой. Письменные свидетельские показания Красновой и Конева, которые я передал судье административного суда, в решении этого суда, естественно, упомянуты не были. Не было в решении суда и элементарной логики: чтобы попасть в Яккасарайский суд, надо пройти через узкий проход, вплотную мимо двух милиционеров, да еще объяснить им, куда ты направляешься. Малейший запах, и тебя ни за что не пропустят в этот храм Фемиды.

Выходя из зала, где рассматривалось мое административное дело, я неожиданно вспомнил, что задолго до того, как мы с Владиславом Григорьевичем стали доверенными лицами, я уже сталкивался с судьей Худайбердиевой. Было это года два назад, когда меня, как журналиста, пригласили на выездное заседание почти аналогичного дела. Судья тогда это выездное заседание провела по сценарию, явно направленному на защиту интересов владельца незаконно построенного особняка. А кончилось все и вообще безобразной сценой. Худайбердиева стала вырывать из рук истицы Гусевой пачку документов. Происходящее напоминало драку, и судья, как официальное лицо, тогда сильно упала в моих глазах. А после, когда я узнал, что она составила акт на Гусеву и передала его участковому милиционеру, упала еще больше. Правда, офицеры этого участка, видимо, не очень боялись, что Худайбердиева сорвет с них погоны, поэтому спустили дело на тормозах. И написанное мной на всякий случай заявление, где я свидетельствовал о хулиганских действиях именно судьи Худайбердиевой, так и осталось лежать в папочке. А жаль. И, вообще, вспомнил бы я про этот случай раньше - тут же, ни секунды не раздумывая, дал бы судье отвод.

И еще я вспомнил, как года два назад мой напарник Поплавский баллотировался в депутаты. Он набрал очень много голосов, и на участке были назначены перевыборы. Когда соперники поняли, что Владислав Григорьевич имеет все шансы стать победителем, началась грязная мышиная возня. Посмотрев на эту вакханалию беззакония, Поплавский плюнул и тут же демонстративно снял свою кандидатуру. Многие тогда осуждали Владислава Григорьевича зато, что он пошел на поводу эмоций, но теперь я его понял. И единственное о чем я сейчас жалею - что в день похорон своего напарника не напился до чертиков, не явился в таком состоянии в суд и не высказал судье и еже с ней все, что думаю, причем употребляя именно те несвойственные мне матерные выражения. Отсидел бы пятнадцать суток, но чувствовал бы себя героем. Это было вполне логичным завершением нашего участия в качестве доверенных лиц и радикальной, но справедливой оценкой того мерзкого беззакония, с которым нам пришлось столкнуться в Яккасарайском суде по гражданским делам.

^Виктор Крымзалов
Поступило от -
Olga Krasnova
olgakrasnova@mail.ru