ОПРОВЕРЖЕНИЕ АНТРОПНОГО ПРИНЦИПА
ИЛИ УНИВЕРСАЛЬНЫЙ АНТРОПНЫЙ ПРИНЦИП

Постановка вопроса о существовании философских
категорий допустимости и недопустимости,
неопределенности и определенности. Структура времени.

К исследованию поставленных в статье вопросов побудило продолжение изучения экспансии подобия - универсального закона объективной реальности и формы движения материи - движения единообразия. (Понятию экспансии подобия посвящены монографии: Асадуллаев И.К. Экспансия подобия, демократия и Таджикистан (понятие, проблемы, аспекты). - Душанбе: Шарки озод, 2002. - 128с., Асадуллаев И.К. Таджикистан: пограничная зона и экспансия подобия - Душанбе: Шарки озод, 2000. -112 с. и брошюры: Асадуллаев И.К. Экспансия подобия и логика гуманизма. - Душанбе, 1995 - 16 с., Асадуллаев И.К. После 11 сентября... - Душанбе: Главная научная редакция Таджикской Национальной Энциклопедии, 2002 - 68с.)
Прежде всего, кратко определим понятие экспансии подобия.
Экспансия подобия это расширение единообразного в пространстве и времени, представляет собой философскую категорию, отражающую фундаментальные свойства реальности, является одновременно универсальным законом мироздания и формой движения материи как противоположная сторона развития, порождающей новации и многообразие. Например, ею определяются процесс происхождения и распространения религий или идеологий, наследственность биологических организмов, или процесс расширения Вселенной и т. д. Разумеется, единообразное понимается в относительном смысле как расширение в пространстве и времени вполне конкретной и определенной многообразной системы - в нашем случае - мыслей, образа жизни и поведения или данного бесконечного многообразия мира, рассматриваемого со стороны его устойчивости, или превращение одними системами других в свое подобие.
Экспансия подобия во времени представляет собой устойчивость качественной определенности вещей и явлений, в пространстве - это расширение множества подобных вещей, явлений, людей, путем превращения источником экспансии подобия других систем в свое подобие. Последняя на различных уровнях реальности в соответствии со специфическими законами проявления лежит в основе экспансии этничности, например, в стремлении распространения народами своего языка и культуры (крайняя форма - ассимиляция), или навязывании одними другим своего образа жизни (если это невозможно, то в подавлении и уничтожении непохожих), крайними ее формами являются идеи универсализма коммунизма, торжества религиозного тоталитаризма на всей Земле. Экспансия подобия на основе соответствующих законов побуждает цивилизации к противостоянию и противоборству, в конечном счете определяет глобалистские мотивы международного терроризма. В гносеологии она лежит в основе космологического принципа Джордано Бруно, при котором законы знаемой Вселенной распространяются на области незнаемого мира. В каждом случае она проявляется специфически, своеобразно. Различные стороны времени проецируют себя друг на друга.
Изучение экспансии подобия в структуре времени позволяет увидеть новые его аспекты.

Рассмотрим ее в аспекте антропного принципа и постановки вопроса о существовании новых философских категорий.
Важнейшим положением антропного принципа является мысль о том, что мир таков потому, что в нем существует наблюдатель - человек.
Антропный принцип разворачивает перед нами соответствие, глубочайшее подобие, соразмерность различных форм движения материи. Обратимся к тому как это трактуют космологи. "+ В умеренно-позитивной позиции, - пишет Л.Б.Баженов, - антропный принцип можно охарактеризовать как емкое (и, видимо, прочно вошедшее в научный обиход) наименование широкого круга проблем, связанных с новыми результатами космологии и физики высоких энергий. Это прежде всего обнаруженная в последние десятилетия взаимосогласованность фундаментальных констант Вселенной, чрезвычайно тонкая "подстройка" ее основных параметров. Антропный принцип не объясняет этой согласованности, но обозначает ее и ставит проблему объяснения". (Л.Б. Баженов. О статусе антропного принципа в космологии //Вселенная, астрономия, философия. - Издательство Московского университета. 1988. - С.90)
Хрупкость и тонкость "подстройки", взаимосогласованность явлений Вселенной рельефно обрисована академиком Н.Н. Моисеевым. "В последние годы, - пишет ученый, - физика обнаружила, что набор мировых констант, таких, как скорость света, гравитационная постоянная и т.д. обладает удивительным свойством. Даже ничтожное их изменение, порядка малых долей процента, привело бы к такому изменению характера мирового процесса самоорганизации, который исключил бы возможность появления в рамках Вселенной структур достаточно стабильных, таких, как, например, Солнечная система и планеты, для того чтобы в их структурах могло появиться живое вещество. Это парадокс, именуемый принципом антропности, заставляет совсем по-иному увидеть роль живого вещества в формировании мироздания. "Мир таков потому, что мы есть" - говорят его исследователи". (Н.Н. Моисеев. Вернадский и современность. - Вопросы философии. 1994. 4. с. 13).

Но можно предельно расширить эту мысль: мир таков, потому что существуют звезды, Солнечная система, Земля, Черные дыры, галактики, деревья, метеориты и т. д. Другими словами, существует взаимосогласованность между Вселенной и каждой реальной вещью в мире, допускаемых ею. Мы здесь отвлекаемся от особенности наблюдателя как существа, обладающего сознанием, но обратим внимание на такую его особенность как его уникальность, неповторимость. Хотя, надо сказать, что сознание человека представляет собой важнейшую черту его уникальности. Независимо от этого, несмотря на своеобразие, наблюдатель находится в одном ряду со всеми явлениями и вещами в мире, которые также уникальны, хотя с другой стороны являются носителями общего в единстве с неповторимым.

То есть Вселенная допускает не только существование наблюдателя - человека, но и всего того, что существует - можно бесконечно перечислять. Всякое существование, существование всякой реальной вещи, явления, предмета, отношений допускается Вселенной на ее различных уровнях, начиная от явлений на границе видимой Вселенной и кончая различными фрагментами Вселенной разных масштабов вплоть до непосредственного окружения данной вещи. То есть всякая реальная вещь допускается и тотально, и фрагментарно, и локально, и непосредственно окружающим ее миром, другими явлениями. Можно иначе сказать: во Вселенной нет таких процессов, которые не допускали бы существование реально существующих сегодня и существовавших вчера предметов. Если бы другими были фундаментальные постоянные - константы Вселенной, говорят ученые, то не существовало бы Вселенной в известном нам виде, и не только жизни и наблюдателя, то есть не было звезд, Солнца и т. д.

С понятиями допустимого и недопустимого в некоторой мере совпадают не понятия возможности и действительности, а такие понятия, как возможное и невозможное. Но в то же время и не совпадают, потому что в последних не содержится активного отношения вещей и явлений друг к другу. Тогда как понятия допустимого и недопустимого выражают активное отношение вещей друг к другу, допускающих или не допускающих нечто определенное. На наш взгляд, в этом существенное отличие этих понятий и их нельзя заменить понятиями возможного и невозможного. Мы говорим о соотношении вещей друг с другом, допускающих или не допускающих существование друг друга как именно такую конкретную данность, а не другую. Тем более, что в частных науках, например в математике, вместо понятий возможное и невозможное издавна используются понятия допустимого и недопустимого.
Имея в виду свойства допущения или недопущения, поставим вопрос: почему мы должны говорить только о наблюдателе? В то же время следует заметить, что даже если будут существовать звезды и планеты при других константах Вселенной, то это будут другие звезды и другая Вселенная, если они вообще будут устойчивыми.

Здесь речь должна идти о данности, данной конкретной вещи, данной Вселенной. То есть при измененных константах при возможности существования другой реальности мы будем говорить о других основаниях. Но при существующих данных основаниях мир существует как именно данная конкретность, а не иная. Поэтому, может быть, следовало бы сказать и по-другому, что "мир таков, потому что мы такие, а не другие".
Поэтому понятие конкретного имеет прямое отношение к данной конкретной определенности, а не к другой. В этом смысле каждая конкретная вещь, явление, Вселенная заложены в основаниях как и наблюдатель. Рассуждая об антропном принципе полагают обычно многообразие Вселенной и уникальность жизни и наблюдателя. Тогда как если быть последовательным, то следует сказать, что каждая вещь уникальна - во времени и пространстве, в аспекте ее конкретного генезиса, имея в виду ее конкретность в хронике вещей, в аспекте конкретной координации и конкретной истории. Даже принцип неопределенности Гейзенберга не отрицает конкретности, хотя и ограничивает ее невозможностью одновременного определения импульса и координат элементарных частиц. Конкретность всегда уникальна.
Забегая вперед, следует сказать, что существует реальная проблема различия судьбы как прошлого, не допускающего альтернативы, так как воплощается в реальность только одна из многих возможностей и настоящего и будущего, для которых не существует жесткой причинно-следственной связи. То есть, и в этом ошибка фатализма, понятие судьбы относится только к прошлому, а будущее всегда альтернативно. И это вопреки уникальности. Будущее лишь в ограниченной мере может быть уникальным, если иметь в виду то, что в будущем все же существует ограниченная определенность в форме существования вполне определенных альтернатив. Будущее и определенно, имея в виду последнее, и неопределенно в виду неопределенности того, какая альтернатива воплотиться в реальность как единственная. Можно сказать, что уникальность как завершенная относится только к прошлому и процессу перехода прошлого в настоящее, так как прошлое в некотором смысле определяет будущее и настоящее. И именно здесь допускается уникальность, неповторимость, а будущее не может быть завершенной уникальностью в виду его альтернативности и присущей ему меры неопределенности. Будущее многозначно как мера открытой неопределенности, не знающая завершенной уникальности.

Неопределенное не может быть уникальным и неповторимым. Будущее представляет собой единство неопределенности и определенности, где определенность абстрактна и не завершена. Именно в этом аспекте следует рассматривать экспансию подобия прошлого в настоящее и будущее. Прошлое как завершенная определенность влияет на будущее, формируя абстрактную его определенность, еще не получившей завершения. Лапласовский детерминизм (но не механический) в строго ограниченных пределах допустим только к свершившемуся - прошлому. На наш взгляд, существовавший в прошлом лапласовский детерминизм, преодоленный современной наукой, это абсолютизация отдельной стороны реальности, причем механической. Отбросив механицизм и имевшуюся в прошлом абсолютизацию - универсализацию - жесткого детерминизма, распространяющегося и на будущее, следует сказать, что последний существует в ограниченных рамках в форме прошлого. Настоящее это "черный ящик", где в процессе детерминации слабая связь в системе будущего переходит в жесткую связь в системе прошлого.
Будущее данного предмета может быть уникальным в аспекте отличия его незавершенной определенности от будущего другого предмета, но не может быть состоявшейся уникальностью для самого предмета как нечто, содержащее меру неопределенности.
То есть в истории науки, человеческой мысли имела место абсолютизация прошлого и экстраполяция в настоящее и будущее того, что относится только к прошлому.

Экспансия подобия прошлого в настоящее и будущее есть процесс постоянного возникновения в настоящем уникальности мира, его вещей и предметов. В истории человеческой мысли эти стороны отражались в противоположных идеях. Одна из них берет начало в трактовке будущего как неизбежности - это трагедия Эдипа, другая идея встречается у Геродота в его истории о Крезе, где проводится мысль о недопустимости оценки настоящего и будущего, пока они не воплотились в прошлое. Эти две концепции пытаются решить вопрос об альтернативности будущего или ее отсутствии. Они прослеживаются и в различных религиозных учениях о свободе воли - уже другой аспект той же проблемы. Она же определенным и различным образом решается в многообразных философских концепциях. Другими словами перед нами возникают многие новые (старые, но заново увиденные?) аспекты такого явления как уникальность.

С точки зрения уникальности, неповторимости вся Вселенная уникальна как конкретное бесконечное множество и нет никакой необходимости среди этого бесконечного множества уникальных явлений выделять как уникальность только наблюдателя. Это уже другой аспект уникальности. Наблюдатель также уникален как и другие конкретно взятые предметы.
Следует коснуться и такого аспекта. Идея допущения прямо высказывалась в науке. Например, доктор физико-математических наук А.Л.Зельманов "просто говорит, что есть только одна Вселенная - та, в которой мы живем, и мы живем потому, что ее физические свойства это допускают" . (Мартынов Д.Я. Антропный принцип в астрономии и его философское значение // Вселенная, астрономия, философия. - Издательство Московского университета. 1988. - С.63)
Это еще одно выражение антропного принципа. В то же время, как мы уже отметили, в некоторых точных науках давно известны понятия допустимого и недопустимого, например, математике, физике. Но они требуют дальнейшего обобщения и мы ставим вопрос о существовании философской пары категорий, отражающих фундаментальные свойства вещей и явлений объективного мира.

Если Вселенная допускает своими основаниями жизнь и планету Земля, то точно также допускает и планету Марс и другие реально существующие предметы. Мы, видимо, должны идти дальше. Например, следовало бы говорить об уровнях и иерархии допущения. Вселенная допускает существование Солнечной системы, которая своими устойчивыми процессами и генезисом допускает существование Земли именно в данном конкретном виде. Земля же своими условиями - геологическими, климатическими, физическими, биохимическими - допускает возникновение и существование наблюдателя - человека. То есть не только фундаментальные константы Вселенной, но и все указанные звенья, формы и уровни также допускают возникновение наблюдателя (наблюдателем в физике и космологии называют человека). При этом все существующие явления допускают существование друг друга в их уникальности и неповторимости и не допускают друг друга в других отношениях: то, что существует, существует так, а не иначе.

В то же время возникает еще одна проблема: как возникает многозначность результатов одного основания? Фундаментальные константы Вселенной - основа, фундамент, допускающие многозначность - допускающие множество уникальных систем и условий, которые, однако, не обязательно приводят к возникновению жизни и наблюдателя. Примечательны слова Ж.Моно по поводу происхождения биосферы, которая "не обязана существовать, но имеет на это право" .( Мартынов Д.Я. Антропный принцип в астрономии и его философское значение // Вселенная, астрономия, философия. - Издательство Московского университета. 1988. - С.63)
Прямые причины - это условия Солнечной системы, Земли и все ее явления - генезис климата, геобиохимической сферы, развитие биосферы, если иметь в виду появление наблюдателя. Все они в различных масштабах представляют собой условия, допускающие возникновение наблюдателя. Поэтому, на мой взгляд, следует говорить о тонкой подстройке не только в отношении Вселенной, наблюдателя и фундаментальных констант. Тонкая подстройка всегда существует при всяком конкретном генезисе всякой вещи. Вселенная тонко подстроена, но также тонко подстроены все явления и предметы, если мы не будем упускать из вида конкретность возникновения каждой вещи, каждый конкретный генезис, каждую неповторимость. При этом надо учитывать, что тонкая подстроенность относится к причине, возникающей в настоящем, порождающей следствие, также возникающем в настоящем. Уникальность, неповторимость и конкретность это свойства, возникающие в настоящем и "застывающие" в прошлом, но не характеристика будущего в силу свойственной ему меры неопределенности.
Поэтому следует, на наш взгляд, говорить не об антропном принципе, а об универсальном антропном принципе, относящимся ко всему, что существует в настоящем времени. Термин антропный сохраняется в виду того, что к проблеме допустимости и недопустимости мы приходим, предельно расширяя антропный принцип от наблюдателя к каждой вещи и Вселенной в целом. Эквивалентом такого подхода является другое название: "тонкая подстроенность конкретной неповторимости каждой реальной вещи". Конкретное всегда уникально, наряду со многими общими сторонами, объединяющими данную вещь со множеством других. Неповторимость всегда тонко подстроена.
Каждая вещь венчает "пирамиду" или иерархию допустимостей от бесконечно масштабных явлений вплоть до непосредственных причин и условий.

Генезис имеет всегда направленность, конкретный вид которой определяется не только тем, что допускается, но и тем, что не допускается, недопустимо. Например, Тейяр де Шарден считает недопустимой эволюцию к человеку членистоногих. Точно также следует говорить о допустимости и недопустимости явлений в конкретных условиях. Каждая реальная вещь допускается всеми порождающими ее условиями и в этом соразмерность причины и следствия. Причина и следствие всегда соразмерны, всегда определенным образом подобны, их несоответствие как отрицание детерминизма недопустимо. Детерминизм - проявление экспансии подобия, движение определенности во времени и пространстве. Экспансия подобия лежит в основе детерминизма как определенность, порождающая другую определенность, как переход абстрактной определенности в конкретную определенность. Отсутствие экспансии подобия в реальных явлениях также недопустимо как недопустимо иное значение фундаментальных констант Вселенной. Вещь является определенной конкретностью в виду определенных причин и условий, делающих ее такой, а не другой. При этих конкретных причинах вещь является вполне определенной, другой она не может быть, это недопустимо.
То есть каждая вещь представляет собой или воплощает собой определенную допустимость и определенную недопустимость: в одном отношении, при определенных конкретных и неповторимых условиях она допустима как конкретная реальность, и при этих же неповторимых условиях она не может быть иной, что недопустимо. В связи с изложенным возникают следующие вопросы и выводы.

Может все же существует жесткая причинно-следственная связь и относится только к прошлому как завершенной определенности, возникающей в "плавильном котле" настоящего?
В чем заключается случайность? Является ли случайность принципиальным отрицанием необходимости как мера и форма абсолютной неопределенности будущего или она - случайность - как форма и мера неопределенности превращается в жесткую детерминацию, в завершенную необходимость в настоящем времени, переходящим в прошлое?
На наш взгляд, случайность в своей сфере может быть формой необходимости, но абстрактной, неопределенной. Завершенной необходимость становится только в "плавильном котле" настоящего в процессе превращения неопределенности в определенность. Но это лишь одна линия становления.
Случайность это одна из объективных форм неопределенности будущего, превращающаяся в необходимость в настоящем и прошлом. Причем случайность неограниченна локально, она может вбирать в себя меру неопределенности самых больших масштабов, вплоть до всей бесконечной Вселенной. Но с другой стороны, эта неопределенность возникает в мире, характеризующимся единством противоположностей - определенности и неопределенности. Есть и другой аспект соотношения необходимости и случайности, очень важные для исторического исследования.
Например, возникает вопрос о том, что связывает необходимость и случайность, главное и второстепенное: существует ли жесткая связь между главным и второстепенным, или второстепенным можно пренебречь? Можно ли отвлекаться от случайного в изучении логики развития, или логика развития прокладывает себе дорогу также и через случайное и второстепенное? Следует ли учитывать только общие моменты или, напротив, следует изучать логику развития со всей совокупностью неповторимых и случайных условий?
Между тем, в этом различии заключается специфика исторического познания: следует ли при изучении прошлого знать, прежде всего, существенное, или это существенное заключается также в неповторимых деталях и подробностях? Что правильнее: формула Ф.Энгельса о необходимости знания, прежде всего, логики истории, отвлекающегося от случайного и второстепенного, или позитивизм?
Некоторые замечания.
1 Каждая вещь определена другими вещами, которые допускают ее реальность как данную конкретность и не допускают иные формы ее существования в данных конкретных условиях, в данной тонкой подстройке причин ее возникновения и существования. Иные формы существования вещи вызываются иными конкретными причинами. В этом соразмерность неповторимостей: одной неповторимости соответствует строго определенная другая неповторимость в цепи причинно-следственной связи. Но эта причинно-следственная связь становится жесткой при переходе ее от вероятностного этапа будущего в настоящее, "застывая" в прошлом. Происходит переход от "слабой связи" к "сильной, жесткой связи", создающий иллюзию лапласовской линейности. Мы отвергаем всякую мысль о возрождении механицизма, однако не отрицаем существование жесткой детерминации, которая представлена прошлым всякой вещи.
2 Каждая вещь находится во всевозможных связях с другими вещами, которые определяют границы допустимости ее как конкретной данности и недопустимости иного существования и проявления при данных условиях. То есть каждая вещь находится в системе отношений допустимости и недопустимости. Вещи, законы допускают одну определенность и не допускают другую определенность. Даже если допускаются противоположные, противоречивые определенности, то в пределах диалектики, а не произвола.
3 Отношения допустимости и недопустимости охватывают всю Вселенную на каждом ее уровне, и каждую вещь, предмет или явление. Каждая вещь существует постольку, поскольку нет таких процессов, которые не допускали бы ее данное конкретное существование. В то же время данная вещь в данных условиях именно такая, а не другая, то есть в данных условиях недопустимо, чтобы она одновременно была другой. Она может быть одновременно другой, но в определенных допустимых пределах диалектики. Формулу "Мир таков, потому что мы есть" следует разбить на две: одну мы уже привели, другая звучит следующим образом: "Мир таков, потому что мы именно такие, а не другие". Каждую из них необходимо рассматривать самостоятельно.
Суть антропного принципа заключается в том, что жизнь, наблюдатель возникают не при любых условиях, и это важнейший аспект антропного принципа. То есть важнейшим аспектом антропного принципа является мысль о недопустимости произвола, произвольного существования реальности при каких угодно условиях. Произвольная несоразмерность допустима только как мера неопределенности. Но сама неопределенность не существует как абсолютная и неограниченная неопределенность. Будущее это единство меры неопределенности и меры определенности.
Экспансия подобия заключается в существовании закономерности, в соответствии с которой определенность порождает соответствующую ей другую определенность - движение единообразия. Но определенность не существует в "чистом" виде. "Нечистая" неопределенность будущего превращается в определенность, но также обремененную другой формой неопределенности. Если речь идет об определенности прошлого, то прошлое существует и как ушедшая в историю неопределенность будущего как ограниченная определенность. Однако каково место случайности здесь - вот вопрос, который требует дальнейшего исследования.
Одновременно напрашиваются некоторые суждения.
История человечества уникальна (так полагают ученые, считающие уникальной жизнь на Земле), но логика развития различных народов в некоторых пределах подобна, о тождественности не может быть и речи. Познавая логику исторического процесса различных народов, мы можем абстрагироваться от случайных (но случайны ли они?!) подробностей и находить только общее, повторяющееся.
Эти суждения необходимы для того, чтобы понять границы неповторимости, уникальности, а также общего, подобного, повторяющегося, их диалектику в аспекте соотношения допустимости и недопустимости и антропного принципа. По ходу суждений возникает и такой вопрос: произвольна ли случайность или она ограничена пределами соотношения допустимости и недопустимости, имея направленность? Если происходит случайность, то может ли она быть произвольной или же ограничена рамками допустимости и недопустимости? Другими словами, распространяется ли соотношение допустимости и недопустимости на случайность? Случайна ли жизнь на Земле?
Разумеется, жизнь не существует при каких угодно произвольных основаниях, а только при тех, которые являются причиной существования Вселенной, это во-первых, во-вторых, жизнь возникает только при том конкретном качественном и количественном многообразии и определенности, какие характерны для нашего фрагмента Галактики - Солнечной системы, Земли. В-третьих, наблюдатель соразмерен Вселенной так же, как и фундаментальным константам, а с другой стороны, соразмерен условиям биосферы - в этом экспансия подобия, когда наблюдатель возникает как соразмерность, как инобытие подобия оснований Вселенной.
Предварительным итогом вышеизложенного является следующее различие. Следует различать человеческую память как субъективную форму прошлого, существующего в настоящем в сознании, от прошлого, заключающегося в непосредственно реально существующем настоящем. То есть в объективной реальности. Прошлое существует в настоящем как одна из основ настоящего. Для памяти человека исторически была преимущественно характерна фиксация линейной безальтернативной причинно-следственной связи прошлого, которая экстраполировалась, проецировалась на настоящее и будущее как ложное признание существования судьбы. То есть и будущее понималось как уникальная неотвратимость, конкретность и неповторимость. Отсюда требование от исследователя в исторической науке исключения сослагательного наклонения: историческая наука не должна, по этой точке зрения, допускать суждений "если, то".
Между тем реально существующие вещи и состояния не уходят в небытие (это происходит только в памяти), они всегда в настоящем как его фундамент. И в этом настоящем имеют место произошедшие и происходящие изменения, которые трактуются как переход будущего в прошлое через настоящее. Есть только настоящее, которое мы расщепляем в сознании на особые миры настоящего, будущего и прошлого. Другими словами, отношения будущего, переходящего в прошлое, - это различные отношения движения и изменений, способные существовать и существующие только в настоящем. Нет какой-то особой реальности - материальной сферы прошлого или будущего (это тема фантастики), и то и другое суть разные противоположные стороны настоящего - различные стороны движения, изменений, развития в настоящем. Различные взаимодействующие стороны одного и того же предмета. На этом основании святой Августин приходил к ложному утверждению об отсутствии времени, считая, что прошлого уже не существует, будущее еще не существует, а настоящее не протяженно. Тогда как время существует и является становлением определенности, которая никогда не может освободиться от меры неопределенности, но уже в другой ее форме.
Мера неопределенности, состоящая из альтернативности как многозначной возможности и вероятности, а также возможной случайности, называемая нами будущим всякой вещи, становится определенностью, конкретной неповторимостью, уникальностью, необходимой и жесткой причинно-следственной связью, называемой нами прошлым. Но все это суть диалектический переход противоположностей друг в друга, имеющий место в настоящем. Время суть обозначение этого диалектического взаимодействия.
Сознание, память, история фиксируют прежде всего вторую часть этого процесса - неповторимость, уникальность как неизбежность случившегося, как уникальность, порождающую уникальность, как определенность, порождающую определенность. Тогда как будущее (условно будем им обозначать неопределенную сторону настоящего) представляет собой единство определенности и неопределенности, которая переходит в однозначную определенность свершившегося, в определенность прошлого - одной альтернативы. Однако неопределенность не исчезает, но становится другой как имевшая место в будущем и постоянно становящаяся историей будущего - историей неопределившихся возможностей.
Но и прошлое также не может быть только определенностью, так как находится в процессе диалектики настоящего. Прошлое всегда существует в настоящей реальности как случившиеся изменения, которые и могут существовать только в настоящем как его основа. В этом смысле прошлое в форме настоящего подвержено постоянному процессу перехода неопределенного и многозначного, случайного, вероятностного, альтернативного в однозначность, в определенность, уникальность и неповторимость. Будущее предмета само по себе не может быть уникальным и неизбежным, так как всегда содержит в себе возможность случайности, неопределенности того какая из альтернатив превратится в настоящем в прошлое.
Во второй стороне диалектики настоящего, которую мы называем прошлым, случайного не существует. Это подтверждается познанием, так как всегда можно докопаться до необходимости и закономерности случайного. В аспекте прошлого случайности нет, всегда можно найти необходимые ее основы. Отсюда происходит расхожая философская трактовка закономерности и необходимости случайности. Она не совсем верно отражает действительное положение вещей. Случайность имманентно присуща неопределенной стороне диалектики настоящего как принципиальная неопределенность в диалектическом единстве неопределенности и определенности. Случайность становится закономерностью и необходимостью только как итог диалектического перехода неопределенности в однозначность, определенность. То есть случайность как неопределенный вариант и форма неопределенности будущего не является необходимостью в полном смысле этого слова, случайность становится завершенной необходимостью в процессе становления определенности в настоящем, переходящим в прошлое. Завершенная необходимость это и есть жесткая причинно-следственная связь.
Другими словами, случайность имеет две стороны: одна из них существует как возможность, не являющаяся необходимостью в собственном смысле этого слова, но в процессе диалектического перехода становится необходимостью.
Это говорит о том, что время в настоящем является процессом становления определенности, неопределенность будущего снимается настоящим.
В связи с этим возникает вопрос: насколько допустима случайность как произвол? Насколько неопределенность произвольна или произвол ограничен допустимыми пределами? Это вопрос о пределах произвола и случайности в прогнозе, который всегда вероятностен и многозначен.
Можно ли из сказанного сделать вывод о том, что закономерность, закон, необходимость вновь и вновь порождаются диалектикой перехода неопределенности в определенность, альтернативности в однозначность?
Возникает и другой вопрос: не приближаем ли мы макромир к принципу неопределенности Вернера Гейзенберга, ограничивающего детерминизм в микромире? И тем самым находимся на пути к созданию общей теории соотношения неопределенности и определенности на всех уровнях Вселенной, включая макромир и человека? Можно ли сказать, что мы на пороге признания существования новых категорий: неопределенности и определенности? Это допустимо, так как соотношение неопределенности и определенности как отношения будущего, настоящего и прошлого касается существования каждой вещи во Вселенной, каждого предмета объективной реальности.
Тревога человека не случайно находится в центре внимания экзистенциалистов, она направлена на будущее и связана с мерой неопределенности будущего, то есть неопределенной стороной настоящего, диалектически переходящего в определенность и жесткость свершившегося.
Здесь, как мы надеемся, заключается разгадка головоломки историка, нетерпящего сослагательного наклонения в рассмотрении прошлого. Такой подход диктуется второй стороной диалектического процесса перехода случайного, альтернативного, неопределенного в необходимость. То есть необходимость, закономерность не являются абсолютными, но представляют собой постоянно возрождающуюся сказочную птицу Феникс. Реальность не представляет собой какой-то емкости законов, законы постоянно возникают, превращая неопределенность в определенность. Можно сказать, что время это процесс становления определенности, подчиняющийся всеобщему закону этого становления.
Будущее как единство неопределенного и определенного в настоящем требует, на наш взгляд, особого внимания. Отсюда можно заключить следующее. Историки правы, считая недопустимым в историческом познании применение сослагательного наклонения, но не потому, что в еще не осуществившемся будущем не было альтернативности и различных возможностей. Осуществившееся будущее становится прошлым, сохраняя в другой форме меру своей неопределенности. Но осуществившееся будущее как прошлое жестко и однозначно как осуществление одной из многих возможностей. История изучает вопрос как осуществилась одна эта возможность, и для достижения этой цели исключительно важное значение имеет изучение каждой детали исторического процесса. То есть прошлое это последовательное осуществление одной из многих возможностей будущего, или иначе, непрерывная цепь превращения альтернативности в однозначное безальтернативное прошлое, которое объективно и именно такое, а не другое.
В аспекте осуществления одной возможности в истории нет ничего случайного и второстепенного. Логика исторического процесса это всего лишь уровень нашего познания объективной логики развития, и поэтому нами познанная логика истории подвижна, относительно изменчива по мере углубления наших знаний. Существует абсолютная истина, объективная логика развития, которые не раскрываются нам в полном своем объеме и абсолютно. Согласно диалектике, мы познаем абсолютную истину через свою историческую ограниченность, как единство абсолютного и относительного. Поскольку абсолютная логика развития в процессе и форме человеческого познания подвижна, постольку для исторического познания имеет исключительное значение каждая мелочь, подробность прошлого, которые не могут быть второстепенными по причине того, что они могут нас еще больше приблизить к абсолютной истине.
На наш взгляд, именно здесь разгадка смысла и значения позитивизма, который нельзя отбрасывать. Следует отвергать позитивизм, исключающий логику развития, но следует отвергать и всякий метод исторического, как впрочем, всякого иного познания, высокомерно возвышающего себя над второстепенным, случайным, в нашем случае - в истории. В истории как осуществлении одной только возможности каждая случайность есть воплощение ее величества Логики Развития - абсолютной истины. И это происходит в результате удивительного процесса перехода неопределенного в определенность.
При этом будущее нельзя рассматривать как абсолютную неопределенность, что недопустимо, будущее есть диалектическое единство определенного и неопределенного, как и настоящее и прошлое. Однозначно определенным онтологически является прошлое как осуществившаяся одна возможность из многих других (но это лишь одна сторона прошлого, которое также представляет собой единство определенного и неопределенного, но в другом "рисунке" - соотношении). Однако встает вопрос: не ограничиваем ли мы историческую науку рамками линейного, ведь для историка и истории важно знать и альтернативность развития, ушедшего в прошлое. Ясно, что и это задача исторической науки.
В исторической науке мы должны различать по крайней мере два аспекта. Первый аспект связан с задачей выяснения процесса и условий осуществления одной осуществившейся возможности, хотя это и невозможно без раскрытия альтернативности развития. Второй аспект связан с задачей выявления многозначного, альтернативного и неопределенного в его единстве с определенным. Существование альтернативы такая же реальность как процесс осуществления одной возможности.
Все сказанное, на наш взгляд, имеет ценность в виду необходимости постановки в науке в полном объеме вопроса об условиях и законах перехода альтернативного в одну осуществившуюся возможность, неопределенности в определенность, превращения случайного в необходимое. Но это лишь одна из двух сторон проблемы соотношения неопределенности и определенности, проявляющегося по разному в будущем, настоящем и прошлом.
В реальности нет какого-либо особого пространства и времени, где существовало бы прошлое. Прошлое особо не существует и существует в настоящем как прошлое. О прошлом мы судим по воспоминаниям, книгам, фильмам, но все они суть существующие или наличные в настоящем, они воспроизводят прошлое в настоящем - экспансия подобия прошлого в настоящее. Но можно ли на основе этого говорить, что прошлого нет, наподобие Августина? Это было бы абсурдно. Прошлое существует для нас как фиксированное изменение, когда-то происходившее в настоящем, которое в свою очередь ушло и постоянно уходит в прошлое, которое становится в определенной мере основанием будущего и настоящего. Время - это постоянное изменение. Прошлое это фиксация изменений в их последовательности настоящим как постоянно наращиваемая его основа.
Но весь вопрос в том как происходит это изменение, какова его структура, каковы его законы, категории, противоречия в аспекте времени? Точно также нет какого-то особого пространства, где реально существовало бы будущее. Даже если будущее было связано с определенными пространственными координатами, скажем, при передвижении предметов, то каждый момент передвижения есть и было суть настоящее, в настоящем. И это изменяющееся и фиксированное для нас настоящее в каждый свой момент содержало и содержит в себе и будущее и прошлое. То есть в настоящем содержится будущее следующего этапа или момента изменения и имевшиеся в прошлом изменения. Другими словами, будущее и прошлое суть стороны, основания настоящего - диалектика, взаимопревращения сторон настоящего.
Но как происходившие в прошлом изменения сохраняются в настоящем? Ведь на смену им приходят следующие за ними изменения. На наш взгляд, предыдущие изменения представляют собой основу, которая проецирует себя в настоящее и будущее как определенность, как причина или совокупность условий и причин, определяющих в некоторой степени следующий момент развития. Будущее есть производимая на него проекция определенности настоящего и прошлого, но в то же время оно неопределенно. Если будущее содержит многие альтернативы (или более чем одну возможность) как вполне определенные возможности и в этом заключает в себе определенность и является определенным, то это же будущее является и неопределенным, как неопределенность того какая из существующих возможностей воплотится в настоящее и прошлое. Определенность и неопределенность взаимно исключают друг друга в будущем как единство противоположностей в одном и том же. По Гегелю противоречие суть становление. То есть не разделены в пространстве и во времени, они суть единые стороны будущего. В этом смысле представляют интерес мысли Гегеля о совпадении бытия и ничто.
Экспансия подобия прошлого и настоящего в будущее представляет собой "трансляцию" в будущее определенности, уникальности, которые превращаются в ограниченную незавершенную абстрактную определенность. То есть здесь нельзя сказать о неизбежной причинно-следственной связи, то есть нет жесткого детерминизма. Однако мы пойдем дальше, подчеркнув то, что действительный детерминизм проявляется через диалектику неопределенности и определенности. В этом смысле все вещи и предметы представляют собой и проявляются через противоположные категории определенного и неопределенного. То есть реально существуют категории определенного и неопределенного как философские категории. Это связывает макромир с микромиром, квантовой механикой, где реально существует принцип неопределенности В. Гейзенберга.
Настоящее отлично тем, что неопределенность будущего определяется в нем как бесконечная цепь реализующейся единственной возможности. В этом смысле в настоящем возникает неповторимость, уникальность вещей. В связи с этим возникает вопрос: каков механизм и законы становления, превращения неопределенности в определенность, как и почему настоящее и прошлое становятся неповторимым и уникальным?
Но только ли так? Можно ли, наряду с этим, сказать, что прошлое это и цепь несостоявшихся альтернатив, возможностей, которые имели место в будущем, но нереализованных кроме одной в данный момент? В этом смысле в будущем нет того, что есть в прошлом - уникальности реализованной единственной возможности, но как последовательная цепь неопределенности, характерной для будущего, прошлое есть также и история неопределенности - история несостоявшихся возможностей. Не абсурдно ли это? Можно ли что-либо определенно сказать о неопределенности? Допустима ли история неопределенности? Хотя надо говорить о мере неопределенности, но не абсолютной. Это то, от чего отмежевываются многие историки, считающие недопустимым сослагательное наклонение в историческом исследовании, но не аналитики от политики.
Следует сказать, что для исторической науки важно и то и другое. Изучение неповторимости, уникальности, условий и законов реализации одной из многих возможностей - определенности - есть важнейшая задача истории. Здесь важна каждая деталь истории, в каждой детали сидит дьявол, который может в зависимости от мелочей в корне изменить наше представление об изучаемой нами истории и ее логике, но тем самым приблизить нас к Объективной Логике Истории. Другая сторона исторического познания, несимпатичная многим историкам, заключается в необходимости изучения неопределенности происходящих изменений как нереализованных альтернатив и возможностей, то есть в необходимости изучения неопределенности в истории, в которую превращается "усеченная" определенность будущего. Это история будущего, постоянно исчезающего в настоящем.
Другими словами, история для одних исследователей это изучение не будущего, превращающегося в настоящее, не процесса превращения неопределенности в определенность, а уже возникшей определенности - изучение лишь одной стороны исторического процесса. Тогда как история это и история единства неопределенности и определенности, перехода будущего как соотношения неопределенности и определенности в другие соотношения в настоящем и прошлом. На наш взгляд, это важнейшая задача познания: как неопределенность превращается в определенность - становление определенности. Неопределенность и определенность в будущем времени не различаются границами, они разъединены в прошлом и это "чудодействие" происходит в настоящем. В прошлом, уже совершившемся в отличие от будущего есть неповторимость, уникальность, но эта уникальность несет на себе след, отпечаток своего генезиса от предыдущего единого соотношения неопределенности и определенности.
Таким образом, следует привести некоторые предварительные итоги исследования.
Во-первых, судьба как однозначная определенность есть характеристика прошлого, судьбы как будущего не существует. Это недопустимо в силу меры неопределенности будущего.
Во-вторых, понятия неопределенности и определенности как отражение существования каждой вещи во времени являются философскими категориями, отражающими наиболее общие свойства явлений и предметов. Ни одна вещь не может существовать вне соотношений определенности и неопределенности постольку, поскольку существует во времени. Отсюда следует сказать, что для объективной реальности принципиально присуща неопределенность, но не как абсолютная, а в диалектическом единстве с определенностью.
В-третьих, возможна постановка проблемы создания для микромира, макромира и мегамира единой теории соотношения неопределенности и определенности. По всей видимости, есть всеобщий закон становления определенности, перехода "слабой" связи в "жесткую" как развертывание детерминации.
В-четвертых, случайность является незавершенной необходимостью как одна из возможностей будущего каждой вещи, но она становится завершенной необходимостью в настоящем. Случайность как особую форму необходимо отличать от других форм неопределенности. Поэтому, исследуя свершившуюся случайность, мы всегда можем найти ее завершенную необходимость. Хотя в микромире многое по-другому. Случайность как одна из возможностей будущего вещей и явлений необходимо присуща этому будущему, но она как возможность будущего лишена завершенной необходимости в самой себе, необходимости своего основания. Жестко причинное, завершенное и необходимое основание случайности возникает в "чудодейственном" процессе становления настоящего - процесса становления определенности и уникальности.
В-пятых, неопределенность будущего характеризуется альтернативностью, вероятностью, случайной возможностью. Все они в "плавильном котле настоящего" переходят в одномерность второй стороны причинности, выплавляются в судьбу - прошлое. Однако прошлое не освобождается от "груза" - меры неопределенности, так как оно суть иная форма соотношения неопределенности и определенности, в которой первая переходит во вторую, но не исчезает.
В-шестых, эта одномерность не исчезает, она в некоторой мере экстраполируется в будущее путем экспансии подобия определенности как условие нового цикла постоянных превращений будущего в настоящее и прошлое.

В-седьмых, развитие как постоянный переход будущего в настоящее и прошлое, порождающие новации, многообразие, различие, суть присущая всем вещам и явлениям экспансия подобия - особая форма движения единообразия. Время представляет собой не только последовательность состояний, этапов развития вещей, а последовательность постоянного единообразия возникшего различия. Эта спираль цикла времени, порождающая новации, изначально единообразна.
В-восьмых, уникальность вещи в настоящем определяется экспансией подобия в настоящее уникальности прошлого. Но эта уникальность прошлого не существует где-то вне настоящего, она суть превращение в настоящем многозначного в уникальное, неповторимое. Неповторимость, уникальность прошлого, превращаясь в условие осуществления будущего в настоящем, становится ограниченной определенностью в потоке неопределенности будущего.

В-девятых, будущее и прошлое существуют в настоящем с присущим для каждого из них своеобразным соотношением неопределенности и определенности. Настоящее это переход ограниченной неопределенности в объективную и завершенную определенность. Существующая в будущем времени мера определенности является определенностью выявляемых нами альтернатив - процесс невозможный без участия наблюдателя - человека. Однако это не означает субъективности неопределенности будущего. Мера неопределенности будущего объективна, как и мера его определенности. Вся история человеческой чувственно-практической деятельности подтверждает отсутствие абсолютной определенности будущего.

В-десятых, следует сказать, что с переходом в прошлое неопределенность не исчезает, а сохраняется как история нереализованного будущего. То есть многомерность сохраняется в прошлом как неосуществившееся будущее, но в этом смысле также представляет собой определенность и заслуживает внимания историка. То есть для историка не существует взаимного исключения двух различных подходов: для исторического исследования необходим как подход с исключением сослагательного наклонения, так и подход с учетом сослагательного наклонения. Они взаимно дополняют друг друга.

Соотношение неопределенного и определенного характерно и для будущего, и настоящего, и прошлого, но в каждом случае у него есть своеобразие, свой особый "рисунок". Происходит постоянное диалектическое движение и превращение неопределенного в определенное, и обратно, но в различных мерах и формах. Время это суть диалектика сторон движения как формы существования материи.
Вместе с тем мы должны обратить внимание и на следующий аспект. В рассматриваемой проблеме парадоксы в соотношении определенного и неопределенного проявляются в изначальной религиозности человека. В связи с этим перед нами выступают иные онтологические и гносеологические основания религии. Они не укладываются в известные традиции материализма, но рассматриваются нами и не в русле теологии.
Человек и человечество - это локальность, в которой материя - Вселенная стремится концентрировать себя идеально в сознании, опосредуя себя через сознание. Параллельно этому происходит идеальная концентрация определенности в сознании человека в связи с изначальной его религиозностью.

Сначала тотемизм, позже другие формы религиозности, и затем идея Бога подтверждают изначально присущее человеку стремление к определенности. Бог - это абсолютная определенность, сама и для себя, для человека, даже если человек понимает неопределенность своей жизни. Бог для него воплощает высшую определенность. Бог может быть неопределенен для понимания человека, но он есть определенность, осуществляющая определенность всего и во всем. Бог не может не быть определенным для самого себя.

Происходит "странное" расслоение. Мир, объективная реальность, изначально представляющие единство определенного и неопределенного, с появлением сознания как бы "отслаивают" определенность от неопределенности, и стремятся в лице человека к доминированию в его сознании определенности. Бог для человека определяет все.
При этом материя на уровне человека и человечества проявляет то, что невозможно материально. Материя не знает абсолютной определенности, но это становится доступным для человеческого сознания, для сферы идеального. Такое "переворачивание" реального, например, происходит и в аспекте соотношения деконцентрации и концентрации материи. Например, в настоящее время не может быть концентрации Вселенной снова в Первоатом, но Вселенная, расширяясь, испытывает тенденции в обратном направлении. Даже если во Вселенной наблюдаются явления концентрации вещества и энергии, то это не универсальная концентрация всей Вселенной, всей материи. Попытки именно универсальной концентрации Вселенной происходят идеально в сознании человека в процессе ее познания. При этом абсолютная определенность концентрируется в идее Бога. Сосредотачивающаяся и рассредоточивающаяся Вселенная как бы "переворачивается" в сознании человека с происходящим в нем процессом универсализации материи в ее локальности.
Возникают вопросы: что же было и есть во Вселенной, почему происходят не равнозначные тенденции: деконцентрации в виде расширения Вселенной и концентрации в идеальном - сознании человека? Почему человеку присуще изначальное стремление к утверждению определенности, породившее его религиозность?

Идея Бога как признание в его лице источника определенности не была поколеблена для человечества ни Великим Просвещением, ни Фейербахом, ни Марксом и Энгельсом, ни беспощадными атеистами в лице Ленина и большевиков. Они все вместе взятые не смогли дать иную, альтернативную определенность. Предложенная ими определенность не смогла изменить содержание ментальности человека, она, по их замыслу, крайне зависела от соответствующей организации общества, создание которой не дало доминирования новой определенности. Получилось так, что даже в Советском Союзе и особенно после его развала жизнь востребовала определенность именно религиозную, и, надо полагать, не по причине незрелости атеистических и коммунистических идей. В этих словах следует усматривать отказ не от материалистических принципов, а от традиционного взгляда на религию, как только преходящую историческую определенность.
Однако есть еще один аспект утверждения определенности, возникшей в европейских странах, причинами которой являются евроамериканские стандарты жизни, питающие до известной степени уверенность и определенность для большинства. Определенность в данном случае определяется верой и практикой защиты человеческих прав евроамериканского золотого миллиарда населения. Таких стандартов жизни, например, нет в Центральной Азии, что, на наш взгляд, объясняет особую религиозность в данном регионе в постсоветское время. Ментальность человека не может существовать без доминирования определенности в той или иной форме.
Иррациональность религии в высшей степени рациональна как дающая человеку большую определенность, чем это предоставляется жизнью. Несомненно, этот факт должен иметь онтологические и гносеологические объяснения не в традиционном русле. Наука должна дать ответы на эти вопросы.
Рассматриваемый аспект реальности не случаен. Он свидетельствует о том, что, оставаясь в "плену" диалектического единства определенного и неопределенного, человек изначально стремится освободиться от одной из не существующих раздельно друг от друга противоположностей, но вполне конкретной, а именно от неопределенности. Человек стремится к "господству" определенности. Почему? В чем заключаются онтологические основания данного факта?
Человеческое мышление обладает спонтанностью, свободой, но свободная игра его интеллекта и сущностных сил не свободны от мощного стремления ко все большей определенности. Не будучи свободным во всем от меры неопределенности, оставаясь в сложнейшей диалектике единства неопределенности и определенности, человек испытывает неистребимое, имманентно присущее ему стремление к утверждению определенности в своем сознании и своей жизни. Ему в этом помогают и религия, и научные знания, или безрассудная самоуверенность, что питается метаморфозами человеческой психологии и различных идеологий, призывающих к безраздельному господству одной только "истинной идеи".
Возникает вопрос: одиозно ли такое стремление к определенности, присуще ли оно только человеку? Надо полагать, нет. Тогда религия с этих сторон выступает как форма жизни, в которой человек адекватно себе и на своем уровне осуществляет присущую объективной реальности тенденцию постоянного утверждения определенности, проявляющегося на всем протяжении развития Вселенной. Однако, какие это формы до и вне человека?
Есть простое до банальности объяснение религиозности существованием мощных, разрушительных сил природы, случайной непредсказуемой их игрой, когда для человека невыносима неопределенность его будущего - и самого ближайшего и более отдаленного. Этот аспект очевиден. Но мы должны идти дальше и допустить мысль о существовании присущих материи слабосильных отношений, диалектики категорий сильного и слабого факторов в объективной реальности . (Гипотеза о существовании диалектики сильного и слабого факторов высказана в книге автора данной статьи: "Новые категории философии и философия политики" (Душанбе: Дониш, май 2006, стр. 163-164).
В аспекте существования этих категорий, то есть слабосильных отношений материи, религия перед нами раскрывается как исторически первое человеческое познание - познание слабосильных отношений материи.
Однако все это не отвечает на вопрос: почему в слабосильных отношениях материи человек представлен слабым фактором? Почему неопределенность доминирует над человеком, порождая в его сознании "господство" определенности? Почему, согласно антропному принципу, наблюдатель "заложен" в основание Вселенной, но возникает как проявление слабого фактора, нуждающегося в утверждении чувства определенности? Почему Вселенная имитирует в локальности - в человеке - свой универсализм, свою тотальность в сфере идеального, не допуская его материального универсализма? Или же человек - одно из звеньев материального и идеального универсализма, одна из необходимых форм концентрации, имманентно присущей Вселенной?
Определенность и ее противоположность не всегда едины "вне времени и пространства". Гегель различает единство противоположностей в одном и том же, но так же и как разделенных и не равнозначных в пространстве и времени. Следовательно, наряду с признанием нераздельности данных противоположностей, возникает вопрос: возможно ли иное - существуют ли онтологически раздельно определенность и неопределенность? Например, неопределенность как сингулярное состояние? Или как, например, электрические заряды? Или это такие универсальности, которые в "чистом" друг от друга и от других виде не существуют? Можно ли ничто назвать неопределенностью в виду того, что ничто не определяется определениями бытия?
В сфере идеального мы можем говорить о "господстве" одной категории над другой. В нашем случае определенность в форме религии и идеи Бога кардинально определяют жизнь человечества. По всей видимости, человечество по настоящее время не смогло представить более достойную альтернативу существующей религиозной форме, удовлетворяющей неизбывное стремление человека к постоянному утверждению в жизни и сознании большей определенности. В ряде развитых стран, наряду с религией, этому помогает подлинная демократия для себя. Источником уверенности и определенности являются и научные знания.
Наука ворвалась в жизнь человечества колоссальными новациями, она все больше и больше проникает в основы существования человечества, но наука, на наш взгляд, до сих пор не может дать человеку безмерное чувство уверенности, каким одаривает верующих определенность, исходящая от идеи Бога и в целом от религии.
Религиозность человека воплощает в себе и другое "переворачивание" в сфере идеального - изменения в сознании человека объективного соотношения противоположностей, какими являются энтропия и негэнтропия, то есть меры хаоса, рассредоточения, неупорядоченности или неопределенности ситуации, с одной стороны, а с другой - меры сосредоточения, организованности, усложнения соотношения вещей. Мы не можем до конца сказать уверенно, каково в мире соотношение этих "мер" в конечном счете, но в религиозном сознании весь мир, так или иначе, подчиняется высшему порядку и организованности, определяемым Богом, Универсумом (Тейяр де Шарден) или Демиургом (Платон).
Задача заключается в том, чтобы найти онтологические основы стремления человека к определенности как особого звена, вписанного в многообразные формы проявления определенности в развитии материи - от начала Вселенной и до настоящего времени, на каждом ее этапе и направлении. Почему в сфере идеального происходит "переворачивание" слабосильных или иных неравнозначных отношений материи, и как это вписывается в глобальные процессы? Задача в том, чтобы ответить на многие вопросы, какие ставит перед нами проблема диалектического соотношения категорий определенного и неопределенного, ответить, что же допустимо реальностью и что не допустимо?
На наш взгляд, есть основание говорить о необходимости разработки единой теории определенности и неопределенности для всех уровней материи и форм ее существования.

Искандар Курбанович Асадуллаев

доктор философских наук,
руководитель Информационно-
исследовательского центра "Симург"

dr_asadullaev@mail.ru