Аммаца ладро

… Народ поэтов, артистов, героев, святых, мыслителей, ученых, мореплавателей, переселенцев, но не воров! – Под бурные овации присутствовавших прервал свое эмоциональное выступление докладчик, и затем продолжил: - В моем послании новым членам нашей организации я хотел бы обратить ваше внимание на то, что с сегодняшнего дня вы возложили на себя огромную ответственность – способствовать тому, чтобы наша любимая Италия не страдала от укусов зловонных клопов, которые то и дело выползают из укромных щелей, чтобы напиться ее святой крови. Вы должны отдать себе отчет, что наша деятельность осуществляется втайне от коррумпированных пособников тех, кто грабит наш народ не в темных переулках городов, а из фешенебельных офисов и это приводит, как я вам до этого уже говорил, к чудовищным последствиям. Простой народ изможден: непомерно растущие налоги, отсталость в промышленном и социальном развитии в сравнении с другими странами Евросоюза, здравоохранение, пенсионные выплаты и многое-многое другое происходит из-за того, что в нашем государстве – мафиозной демократии – еще не все, кто должен, знают, что возмездие неизбежно. – Тут выступающий с трибуны небольшого зала, расположенного в старинном особняке одного из районов Рима, сделал долгую паузу, как бы давая время слушателям осмыслить сказанное. Потом, то ли шутя, то ли угрожая, продолжил: - Даже если они переселятся на другую планету, мы их и там достанем. Аммаца ладро располагает достаточными средствами, чтобы полететь за ними вслед. Однако сегодня воры-беглецы предпочитают все же нашу планету: Венесуэла, Индия, Вьетнам и многие другие ее страны, где они перевоплощаются в ангелов и ведут роскошную, благопристойную жизнь под солнцем и лишь во тьме к ним приходит ужас за содеянное и скорую расплату за это. Вспомним хотя бы нашего бывшего премьера. Надеюсь, вы все помните, какие душещипательные сюжеты приходили из Африки, где он укрылся. Так вот, чтобы у вас не возникало сомнений в правильности выбора, я вам хочу лишь немного приоткрыть завесу этого случая. Он, то есть теперь уже покойный глава нашей страны, хорошо измазал себе руки тестом во множестве приватизаций государственной собственности. В результате - тысячи людей оказались на улице, нищенствуя в очередях за пособием. Как вам, нравится? Если ты бежишь с горстью монет из страны от правителя, потому что у тебя отличное от него видение ситуации – ты оппозиционер. Таких людей мы уважаем, они - наши друзья. Если же ты бежишь от собственного народа с миллиардом в кармане, а потом, когда тебя берут за ворот и пытаются вытряхнуть украденное, ты начинаешь визжать, призывая всех святых на помощь, де ты - опальный политик и желаешь стране процветания, ты - вор и все равно ты попадешь к нам руки. Отдай деньги и иди работать рикшей в том же Бомбее, где ты жил во дворце. Благодаря нам, немало барменов, киоскеров, уборщиков есть в Каракасе. Разве справедливо, что дома складываются карточными домиками, погребая под обломками десятки семей, только потому, что эти негодяи решили разжиться на цементе и металле? Воры умны, поэтому к крайним мерам мы прибегаем редко, но если вор глуп и жаден, тут название нашей организации говорит само за себя: Аммаца ладро!
Бурные аплодисменты нескольких десятков молодых людей почти заглушили последнюю фразу инженера Томбы. Молодые люди начали подниматься со стульев, громко скандируя: Аммаца ладро! Вива Италия! Так продолжалось некоторое время, пока инженер не постучал ручкой о бокал. Дождавшись тишины, он громко сказал: - Сейчас объявляется кофе-брейк, после чего начнется водный инструктаж, который для вас проведут координаторы ваших дивизионов и групп, в которые вы уже определены согласно вашим способностям, для работы в разных частях мира. Желаю успехов в вашем благородном деле! – Напутствовал новобранцев инженер и через дверь позади трибуны удалился.

* * *

- Знаешь, отец, - обратился Альдо к человеку, сидящему по ту сторону мелкоячеистой решетки, - из муниципалитета пришло уведомление о переносе праха деда в колумбарий. Мать присутствовать там не хочет, ты, понятно, быть там тоже не сможешь, да если бы и смог, все равно не пошел бы. Что мне делать? У меня тоже нет особого желания, но кто-то из родственников там должен находиться для формальности…
Массимо - он же просто Масси для своих друзей из Красных бригад – натворил немало дел с этими своими друзьями и, за последнее - устроили взрыв, погибли несколько человек – он, вместе с тремя другими членами бригад, получил пожизненное заключение. Вот уже пятнадцать лет он здесь, в тюрьме Центральной Италии. Бригад, какими они были в его годы, уже давно нет. Мать, благословенная итальянская женщина, умерла вскоре после суда, жена ждать не стала, сын вырос с отчимом. Вот еще отсидит он пять лет и можно будет подать апелляцию на досрочное освобождение. А так, года через два или три, при отсутствии нарушений, можно будет день работать где-нибудь в ближайшем городке, вечером возвращаться в камеру. Упоминание о покойном отце ударило в голову таким сильным приливом крови, наполненной гневом, что Масси слегка потряс ей, пытаясь сбить судорогу, перекосившую его лицо. Опять, даже после стольких лет, всплыло имя этого человека! Ну, отец он ему биологический, как говорят. Разве вина ребенка, что его зачинает негодяй, движимый инстинктом? Да если бы он был там, где его поганый прах будут откапывать из земли, он бы плевался на него, слал бы все возможные проклятия, чтобы гореть ему в аду. То, что он знал с детства – одно. Родители иногда говорили о чем-то непонятном, отец страшился СССР и прививал ему эту боязнь. Там всех вешают, со страхом говорил он. То, что Масси узнал спустя годы через итальянских коммунистов, было немыслимо: его отец был офицером СС, карателем, беспощадно расправлявшимся с людьми, в составе Туркестанского легиона Вермахта. После зверств в Польше сменил деятельность, перебравшись в итальянский порт Анцио с охранным батальоном. После высадки американских морпехов там была настоящая мясорубка: немцы и итальянцы остервенело сопротивлялись, но все же взяла сила. Понятно, полная неразбериха. Кенжебек, так звали отца, со своими дружками, разбежались кто куда, но в основном ниже, к каблучку. Там, с их азиатскими лицами, им было легче раствориться, нежели чем на белолицем Севере. Казахи, узбеки, киргизы, уйгуры, татары, туркмены … Кто из них грезил Большим Туркестаном? Никто, наверное. Дикие молодые самцы, загнанные в бойню. Никто сам добровольно руки не поднимал перед врагом. Бились, чтобы просто не быть убитыми, чтобы целыми вернуться в свои аулы, кишлаки, аилы.
- Ты тоже не ходи туда. - Сдержав себя, с трудом ответил он сыну. - Ты многих вещей просто не знаешь. Я тебе о них никогда не говорил в подробностях. Мы от дьявольского семени… Твой дед… Эх, да ладно, пусть прошлое не магнитит тебя своим негативом. Расскажи лучше, как твоя работа? Как Моника? Скоро ли на свадьбу пригласишь? По такому поводу, я думаю, меня выпустят отсюда на пару дней. Нарушений у меня нет, держусь вместе с товарищами по борьбе…
-Отец, - перебил его Альдо, - неужели у тебя было недостаточно времени, чтобы понять, что ваш путь был не тем, каким нужно было действовать. Все эти взрывы, убийства. Зачем все это нужно было? Зачем вы убили того партийного функционера? Он не был вором, просто его партия была доминирующей в политике государства. Не нужен был весь этот террор, все эти бригады. Бить нужно воров, которые обкрадывают народ и смываются, оставляя после себя дыры, которые мы, граждане, латаем непомерными налогами, удорожанием жизни. – Возможно, ты прав, - ответил ему отец, - но это был мой выбор, мое искупление за "подвиги" твоего деда. Нет, нет, я не хочу об этом говорить. Так ты мне не ответил, как твоя работа? – снова переспросил он.
- Да, что там работа? Езжу в командировки, по-прежнему продаю фитинги для нефтеоборудования. В основном в Венесуэлу, Бразилию, Аргентину. Иногда в США. – Неохотно стал ему рассказывать Альдо. С Моникой как всегда: помолвка – размолвка. Последний раз договорились жить вместе, возможно зарегистрируем брак. Да, я совсем забыл: мама передала тебе целый пакет конской вяленой салями, она сделала его по рецепту твоего отца. Правда она очень не любит этим заниматься, все время ворчит, что набитое в кишку мясо дурно пахнет, когда вываривается в красном вине, и смущает соседей своим видом: они думают, что она сушит на террасе каких-то экзотических пятнистых длинных змей. – Да что они понимают, эти соседи? Конечно, нет ничего лучше "четырех" спагетти в помидорном соусе с чесноком, припущенном на оливковом масле, но вкус этого салями заложен в меня генетически, каждый раз, когда я кладу его кусочек в себе в рот, я начинаю осознавать, что я пришелец в этой стране. Ты сам не кушаешь его? – спросил он сына. – Тот, поморщившись, покачал головой и ответил: - Знаешь же, у нас конину едят только больные и старые люди и вообще, как можно есть лошадей? Я же не монгол. – Тут неприятно задребезжал звонок, оповещая присутствующих, что время свидания окончено. Помещение наполнилось гвалтом голосов и охрана начала выпроваживать посетителей.

Масси вернулся в камеру, как всегда расстроенный после свидания с сыном. Если раньше, когда Альдо был подростком, в его глазах он видел только добрый, немного с хитринкой, взгляд его покойной матери Габриэлы, то теперь, в его повзрослевших глазах, замечал тот жестокий, незабываемый отблеск черных глаз своего отца Кенжебека. Да, конечно, два посева на благодатной итальянской земле сделали свое дело: в Альдо не было почти ничего от деда, скорее он походил на латиноамериканца, но вот этот взгляд... Тот, с которым в детстве смотрел на него отец, снимая со стены сделанный им из овечьей ножки кнут, чтобы до полусмерти выпороть сына за провинность. В то время и в тех краях отстегать ребенка было обыденным делом и Масси не обижался на отца: все его сверстники получали не меньше, но тот упоительный взгляд ему запечатлелся навсегда. Лет с восьми Масси осознал, что его отец не итальянец: он с сильным акцентом выговаривал слова на южном диалекте, в городке его за глаза называли "китаец". Все знали, что он служил фашистам, но на родине этой идеологии мало кому было до этого дело. Большинство итальянских мужчин сами воевали на стороне Гитлера и поэтому были солидарны с отцом, да и вообще, с такими как они сами. Коммунисты, хотя и были сильны, жизнь им испортить не могли, если что и было, то демохристиане им всегда давали по рукам. Отец даже бравировал своим прошлым: в гостиной у зеркала в красивой рамке под стеклом висела черно-белая фотография, изображавшая группу молодых азиатов в черных мундирах офицеров СС, перетянутых портупеями с глянцевыми кобурами на боках. Внизу какая-то надпись на непонятном языке. Однажды родители сильно ссорились и мать в сердцах выкрикнула пьяному отцу: - Ассасин! Я знаю, откуда у тебя столько ювелирных украшений. Я знаю, почему на донышках часиков гравировки на польском! – Молчи, безмозглая! – заорал он, угрожающе надвигаясь на нее. – Сколько раз я могу тебе повторять, что это не твое дело! Что досталось мне от тебя в приданое? В младенчестве умерший ребенок, зачатый тобой, путаной, от немецкого интенданта? - Для матери такие слова были хлеще кнута, она замолкала, уходила вместе с сыном в дом своих родителей, где несколько дней тихо плакала. Да, это была правда. Тогда, когда в Милане жители могли изловить хоть кошку и сварить из нее суп с каштанами, на юге и того не было. Правда и то, что она бы никогда не вышла замуж за этого жестокого человека, если бы не осознание того, что если не он, то уже никто не возьмет ее в жены.

Родители, простые люди, возможно спасенные бесчестием дочери от голодной смерти, отнеслись к этому браку спокойно. Потом даже радовались, что пришлый китаец, взявший их фамилию, был еще и не нищий: купил скромный дом и, самое главное, рыболовецкое суденышко – средство гарантированного маленького, но надежного дохода. Он сам был родом с берегов Каспия, где это, никто не знал, и до войны со своими братьями работал в тюленебойном промысле. Поэтому Тирренское море ему было не страшно. Ему вообще ничего было не страшно. Какие бы не были дерзкие южане, но и они побаивались его свирепства, особенно когда это касалось квоты на вылов сардин. Единственное, чего он боялся животным страхом, так это была магическая аббревиатура ЧиЧиЧиПи, упоминание которой превращало демона в жалобно блеющего агнца. Масси давно это заметил. Еще с тех времен, когда был жив сослуживец отца дядя Таир. Он иногда приезжал из соседнего городка навестить их. Он там был успешным зоотехником, имел семью, и всегда привозил с собой большой бутыль виноградной водки и темные, твердые как древесина, куски вяленой конины. Они долго варили ее, отчего весь дом пропитывался необычным запахом, от которого мать сильно тошнило и она всегда, на эти два-три дня, уходила к своим. Масси же оставался и внимательно слушал разговоры. Вернее пытался понять непонятный ему язык. Неизменной была последовательность: эСэСэСэР… – Кудай сактасын… – Ал, давай… - и в стаканы лилась граппа. Изрядно набравшись, оба начинали в чем-то обвинять друг друга, часто произносилось слово "казах", дело доходило почти до драки, но все заканчивалось вышеупомянутыми отрывками…

* * *

Инженер Томба встал из-за своего письменного стола и подошел и диаграмме, проецируемой прямо на стену его огромного кабинета, и обратился к присутствующим: - Для начала я хотел бы отчитаться о проделанной нашей организацией работе за последние полгода. Как вы знаете, мы неплохо поработали в Латинской Америке. В результате "мягкой" деятельности нашего интеллектуального дивизиона в промышленный сектор страны был привлечен инвестиционный капитал на сумму 320 миллионов евро. Хочу особо отметить, что помимо официальной части соглашения между инвесторами и реципиентами, там, на месте, было заключено еще одно устное и негласное, согласно которому указанный капитал в ближайшие два года станет донорским для нашей экономики. Эта комбинация была необходима нам из политических и тактических соображений. Отслеживать процесс реституции и целевого использования средств будет организация доктора Даволи. – И он, как бы поклонившись в сторону того, посмотрел на мужчину средних лет, сидящего среди присутствующих. Тот одобрительно покачал головой. – Далее, - продолжил он, - по оценкам министерства казначейства, в результате разгосударствливания крупнейшего холдинга из страны "бежало" около полумиллиарда евро только из сектора розничной торговли: склады, супермаркеты и прочее. Здесь проблема заключается в том, что данная афера произошла достаточно давно, финансовое движение запутано через многие иностранные банки и, самое сложное, сильно раздроблено на подставных лиц, что очень затрудняет нам работу. Нет, я не жалуюсь. Более того, хочу сказать, что у нашего аналитического отдела уже есть конкретные успехи. Вопрос только в согласовании с адвокатом Де Трегуа: там фигурируют имена достаточно влиятельных политиков, которые де-юре не имеют к этому абсолютно никакого отношения, но де-факто… - и докладчик немного замешкался. – Какие у вас есть фактические доказательства к причастности этих людей? – спросил его импозантный господин лет шестидесяти до этого, как впрочем и все, внимательно слушавший его. – Видите ли, - немного неуверенно проговорил инженер, - в результате приватизации сети супермаркетов "Монтеро" государство инкассировало порядка 480 миллионов евро, из которых 80 были переведены в бюджет министерства социального обеспечения, а оставшиеся 400, по постановлению Президиума Совмина, достались национальной углеводородной компании, которая единым трансфером перекинула их своей дочерней нефтедобывающей компании. Я отниму ваше драгоценное время уважаемый адвокат, если начну перечислять всю нескончаемую цепочку этого надувательства. Хочу резюмировать: эти деньги растворились в мифической разведке месторождений в Венесуэле и Казахстане. Есть подробности, но для ясности требуется перекрестная проверка на местах. – Не нужно подробностей, тем более не подтвержденных. – Спокойным голосом ответил ему тот. – Я все понял. Мне нужно будет проконсультироваться, и потом я вам сообщу. – Я извиняюсь, - вмешался в разговор еще один участник совещания, господин Дон Бизонио, - но, если мы представляет один кулак, которым мы бьем расхитителей богатств нашей страны, то какие тут могут быть консультации? – проговорил он с сильным сицилийским диалектом. – Разве нашего уровня не достаточно, чтобы поставить на место кого угодно в этом государстве? Если в этом случае деньги украдены через этих керосинщиков даже премьером, то почему бы и его не призвать к ответу? Мы, например, можем через рабочие синдикаты организовать массовые забастовки с требованием его отставки, но это пошатнет экономику нашей любимой Италии. Кого он из себя возомнил?! – начал эмоционально расходиться тот. – Спокойно, спокойно Дон Бизонио, - попытался модерировать его инженер Томба, - вы же понимаете, что каким бы крепким не был государственный строй, одним элементарным действием можно разрушить его. Это - как знать мертвую точку в бронированной витрине: один точный и легкий удар и она рассыплется. Кому нужны эти осколки? И более того, лично я, как глава моей организации, не заинтересован подобными вопросами и подчиняюсь исключительно вашему консилиуму, а вы уж разбирайтесь сами, кто вор. Кстати, премьер здесь ни при чем, – добавил он. - Хорошо, мы обсудим этот вопрос потом втроем, – уже более спокойно ответил ему тот в ответ.

- Итак, господа, мы немного отвлеклись от темы. С наиболее крупными должниками в Южной Америке мы разобрались. В любом случае есть письменный репорт в нескольких экземплярах, в котором говориться также об операциях в Бразилии, Аргентине и Гондурасе. Могу вас уверить, там все проходило по относительно "мягкому" варианту, за исключением акции в Сан-Паулу, откуда 20 миллионов долларов так и не вернулись. Затраченные на операцию средства тоже потеряны. – И сколько же вы затратили из выделенных вам фондов? – спросил доктор Даволи, курировавший в сообществе финансовые вопросы. - Немного помедлив, инженер подошел к столу и взял с него пластиковый файл, на котором маркером была сделана надпись "Бразилия, Сан-Паулу, строительный сектор, Д. Гизони". – Так, - начал он перелистывать бумаги, - восемь месяцев там работали двое интеллектуалов и потом еще несколько наших людей из оперативной группы. Собственно, мы не имеем прямого отношения к гибели объекта: он сам пустил себе пулю в сердце, будучи поставленным в тупик разработанной комбинацией. Итого: восемьдесят тысяч американских долларов плюс еще семнадцать. Да, там были перегибы с нашей стороны, но иного решения не было. Слишком резонансным был случай этого Гизони. Благодаря его жульничеству в Риме и Полуденной Италии под обломками возведенных его компанией многоэтажек погибли свыше двухсот человек. Теперь негодяй наказан, – подытожил инженер и положил папку обратно. – Согласен. – Прокомментировал объяснения Даволи. – И, по-моему, очень назидательно, что в прессе была заметка о его самоубийстве. Тем, кто пострадал, она была утешением, а тем, кто еще намерен возводить дома-убийцы пусть будет грозным сигналом. Однако, дорогой инженер, я прошу вас минимизировать расходы и исключить подобные осечки, – попросил он его. – Хорошо, я дам поручение директорам дивизионов провести совещания с сотрудниками с целью оптимизации их деятельности, – ответил тот, и продолжил: - Теперь хочу обратить ваше любезное внимание на другое полушарие – Индию. В последние десятилетия она стала в силу известных обстоятельств парадизом для крупных расхитителей. Там сконцентрировано около двух миллиардов евро, выведенных из страны путем всяческих банковских слияний и махинаций с ипотечными займами. И потом, - и он многозначительно посмотрел на Дона Бизонио, - эта все незаживающая язва – Мессинский проект. В Мумбае, Мадурае, Бомбее работают десять интеллектуалов и уже почти готова платформа для "мягкого" варианта: однако каждый раз появляется информация о непричастности наших подопечных к хищениям. И мы вынуждены все снова перепроверять, теряя инициативу. В Мумбае, например, мы были вынуждены свернуть программу по обработке ближнего окружения объекта, потому что от вас, Дон Бизонио, были получены весьма противоречивые и требующие анализа данные. В результате вокруг фигуранта этого дела были заменены люди не только третьего, но и второго и первого эшелонов. Вы знаете, сколько стоила только эта вербовка? Два миллиона! И теперь они потеряны. А сколько еще предстоит затратить, чтобы вернуть сумму в шестьсот миллионов? – и инженер впился взглядом сначала в сицилийца, потом в Даволи и тот не заставил себя ждать: - Согласно нашему регламенту, на обеспечение операций свыше пятисот миллионов, затраты не могут превышать пяти процентов. Это максимальный предел. В данном случае, Аммаца ладро еще в скромных рамкам. Другое, что меня интересует, так это информация, к которой причастен Дон Бизонио. – Да, конечно, почтенный, - в разговор вмешался Де Трегуа, - объясните, пожалуйста, ситуацию, которую нам сейчас сообщил господин Томба. Мы все уважаем вас и поэтому ваши объяснения рассудим объективно. -
Видимо такие ситуации происходили не в первый раз и Дон Бизонио нисколько не смущаясь, сказал: - Группа "ТреБи", как вы знаете, инженер Томба, - обратился он к тому, - занималась разработкой технико-экономического обоснования и собственно проекта висячего моста через пролив, выиграв объявленный правительством страны тендер. Есть вопросы по этому пункту? – И он посмотрел на окружающих. – Да, у меня есть. - Приподнял руку инженер. – Почему "ТреБи" попросила и получила двадцати пяти процентное увеличение к сумме контракта, сославшись, якобы, на ранее не предусмотренные затраты, вызванные удорожанием проекта из-за сильного морского течения и ветряных порывов Сирокко? Разве это не было заранее известно? Спросите любого местного рыбака, и он покрутит пальцем у виска, удивившись такой непредусмотрительности.

Вы же представляете, Дон Бизонио, что означало это изменение в шести миллиардном контракте. Далее все пошло гладко. Доплата была произведена и инкассирована подрядчиком и благополучно переведена в его индийский филиал для закупки оборудования. Спустя некоторое время, правительство вдруг отказывается от столь затратного проекта и начинается ревизия, в ходе которой специалисты выясняют, что статья финансирования исследования "морских условий" была дутой. Вы же помните, какие были разбирательства даже в палате депутатов, но все закончилось ничем. И вот теперь я хочу задать вам главный вопрос: откуда у вас информация, что "ТреБи" спустя несколько лет вернула незаконно полученную сумму? – со стальной интонацией спросил тот и добавил: - Я еще раз подчеркиваю мое глубокое к вам уважение, но все же, прошу пояснить. Ведь мы инициировали это дело, опираясь на отчет казначейства, в котором явно присутствовала эта брешь. Вы же представили нам данные министерства финансов и копию трансфера, свидетельствующего о возврате. Так какой же документации нам верить?

- Я не знаю, что там насчитало казначейство, - начал спокойно Дон Бизонио, но мои люди лично встречались с владельцем "ТреБи" и он клятвенно заверил и показал бумаги, подтверждающие, что спорная сумма была возвращена государству без судебных разбирательств и со всеми набежавшими интересами. Только это побудило меня сообщить об этом консилиуму. –
Адвокат Де Трегуа что-то внимательно записывающий, оторвал взгляд от блокнота и сказал: - Я думаю, что нам не следует углубляться в детали этого дела. Кроме этого, я считаю, что операция в Мумбае не должна прогрессировать до тех пор, пока мы не будем иметь ясную картину в связи с этими обстоятельствами. Наказывать невиновного бизнесмена – не в наших правилах. Если он честно отработал то, что ему было положено, пусть распоряжается своими деньгами как ему угодно. По этому делу мне предстоит ряд консультаций и в месячный срок, я вам обещаю, вопрос решится. Как бы то ни было, я рекомендую вашему превентивному дивизиону, - и он посмотрел на инженера Томбу, - внимательно отслеживать ситуацию: не факт, что завтра новое правительство решит возобновить проект строительства и все начнется с чистого листа. К сожалению, я должен вас оставить, - и он посмотрел на часы, - у меня через час важное мероприятие и мне необходимо там быть. Пользуясь случаем, я хотел бы поблагодарить всех вас за ваши усилия и заверить, что народ Италии, даже если и не ведает о нашем существовании, немало от нас ждет. "Э вива Италия!" "Вива!" - начали вторить ему собравшиеся, поднявшись на ноги.

* * *

Под Смоленском в 1941 году случилось это. Оравами бегали от леса к лесу, спасаясь от регулярных фашистских ударных сил, неумолимо двигавшихся вперед. Для Кенжебека и его почти земляка Таира тот был первый и последний бой. Никто из них ничего так и не понял: было ли это сражение или просто "матанца" - бойня тунцов на юге Италии, загнанных в сети. Острыми пиками рыбаки с лодок начинают колоть тысячи бьющихся в давке рыб. Вода становиться красной, спасения нет. Так было и тогда. Только вместо пик на землю падали и рвались снаряды. Тысячи сюжетов об этом уже описаны. Безумство убивающих, безумство убиваемых…
Где-то там согнали автоматчики выживших красноармейцев в большую группу и погнали в ближайший поселок. Два друга держались вместе, чтобы встретить неминуемую смерть. Сомнений не было у них: то и дело кого-то по пути расстреливали, добивали штыками. Вот так, а еще несколько месяцев до этого - родной аул, теплый дом, еда…

Пригнав в разношерстную толпу пленных в поселок, конвоиры выстроили их на морозце. Потом началась сортировка: славяне – в одну сторону, азиаты – в другую. Первых увели, а вторых заперли на ночь в сарае. Утром снова выгнали, построили перед офицером, который всем на удивление заговорил на татарском языке. – Тюрки! – громко прокричал он. – Немецкое командование радо предложить вам службу в рядах победоносного Вермахта. Вспомните вашу историю, ваши великие дела. Кого из вас сделали Советы? Колхозников без скота и пастбищ. Вы – воины! И я уверен, что каждый из вас захочет вступить в сформированный Туркестанский легион. Вам будет выдано обмундирование, довольствие и денежная плата. За это вы будете верно служить Германии в ее благородной войне – уничтожении СССР. В противном случае вас ждет смерть. – И он вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. Построенные отшатнулись назад. – Шаг вперед, кто решил! – Громко крикнул он толпе. Та стояла, замерев. – Шаг вперед! – еще громче заорал он и, видя тот же результат, что-то крикнул на немецком автоматчиками и те выстроились в ряд, направив стволы на пленных. – Даю минуту и потом даю команду стрелять. –
Шестьдесят секунд чтобы в девятнадцать лет сделать выбор: умереть или жить. Зачем так? Лязгнули затворы. Из толпы в человек сорок больше половины шагнула вперед. Среди них был и Кенжебек, и Таир. Оставшиеся позади сиротливо жались друг к другу, как бы стыдясь за потерянную жизнь. В конце концов, ведь не Советы ее им дали, и не их право отнимать ее у них. Но было, наверное, что-то большее.

Офицер-татарин, видимо обрадованный своей убедительностью, немного смягчил тон и опять обратился к теперь уже небольшой кучке. – Джигиты! В последний раз предлагаю вам жизнь. Завтра уже не будет той страны, которая отняла у ваших отцов все. И когда Большой Туркестан будет вспоминать своих героев, вас среди них не будет. Своим отказом вы становитесь предателями! – Еще несколько человек шагнули вперед. – Вот, и он обвел рукой: - Это настоящие патриоты. Их имена будут вписаны в историю! - Сволочь! – вдруг на русском раздался голос молодого казаха. – У меня Советская власть ничего не отнимала, и у отца моего тоже. Сам издохнешь скоро… -
Лучше бы Кенжебек не оборачивался, чтобы посмотреть на того молодого парня. Нет, разум его был не затуманен коммунистической идеологией, это было мужество дерзить смерти и оставаться воином до конца. Офицер дал команду, новобранцев в легион отвели в сторону, а по оставшимся семерым автоматчики дали короткими очередями. Всю оставшуюся жизнь Кенжебек завидовал тому парню, оставшемуся лежать вместе с такими же в осенней подмороженной грязи. Что стоило ему вот так ответить? Кто-то бы другой, живой, восторгался бы его поступком, а так? Короткая эйфория от оставшейся ему жизни и потом вечный страх за содеянное.

* * *

"Однажды утром я проснулся и увидел, что моя страна захвачена…" звучали слова итальянских партизан в любимой песне Масси. Он мог слушать ее помногу раз, сам пел в компании друзей, и каждый раз она завораживала его тем, что за родину нужно отдать жизнь без раздумий. Именно поэтому, когда ему исполнилось восемнадцать лет, он хотел вступить в члены компартии Италии, но, каким-то образом прознавший об этом отец, обещал выгнать его из дома и проклясть, если он это сделает. Отца он не любил. Какое-то необъяснимое чувство вызывало к нему неприязнь. Нет, не из-за матери, по большому счету, с которой тот обращался жестоко, высокомерно. К тому времени он уже достаточно хорошо понимал, кем был его отец, но тот случай…

На юге работы не было. Гнуть спину на плантациях помидор или рыбачить под палящим солнцем за гроши сверстникам Масси не хотелось и все уезжали в Милан, кто и дальше. Там была цивилизация, работа, несравнимо высокий заработок. Первое время Масси работал на стройке, а потом с помощью знакомых получил постоянную работу на железнодорожной станции, сцепщиком товарных вагонов. Времена были, если не голодные, то уж точно не изобильные. Рабочий класс крепчал: профсоюзы твердо отстаивали его интересы, организовывали забастовки, пикеты, акции. Масси сразу же вступил в члены своего профсоюза и все знали о его активном патриотизме. Видимо это и привлекло к нему внимание некоего Сальваторе, который тоже работал на станции. Тот знал о симпатиях молодого южанина к коммунистам, и они часто после работы в баре за бокалом вина обсуждали близкие им темы, со временем сблизились. Обоим по двадцать лет, оба горят желанием быть полезными стране. А тут еще все газеты начали без перерыва кричать о Красных бригадах, об их прокоммунистической идеологии, об устраиваемых ими кровопролитных акциях и похищениях людей. - Что там каморра, думающая только о собственной прибыли через криминал, вот бригады - это другое дело. Они же хотят благо простому народу, в конечном итоге, – с запалом говорил Масси Сальваторе, припомнив, что однажды он едва не стал солдатом того преступного сообщества. – Пожалуй… - с сожалением соглашался его друг, памятуя о том, что его отец восемь лет провел в советском плену, попав туда под Сталинградом. Он знал и об отце Масси и поэтому оба чувствовали себя виноватыми. Хотя он - немного меньше: его отец был простым солдатом, а у Масси служил в СС…

Доменико сам уже был не рад, что предложил своему капо принять в их бригаду двух южан – Массимо Данжело и Сальваторе Презолоне. Он приметил их на Первомайском митинге и решил поближе познакомиться, чтобы выяснить, чем дышат парни. Пригласил на обед. Представляться, естественно, что он – один из членов римской бригады, не стал. Сказал просто: борец за процветание Италии. И вот теперь, спустя несколько месяцев, его отчитывают как глупого мальчишку. – Твое чутье опытного рекрутера что-то изменяет тебе, Доменико, – недовольно начал высказывать ему босс. – Ты кого собирался привлечь к работе? Сына советского предателя, да еще и карателя вдобавок… - и он потряс бумагами у него перед лицом. Вот полюбуйся! Это же военный преступник, его должны повесить, а ты его сына толкаешь к нам. Что скажут в центре? – Доменико с виноватым видом взял из рук того бумаги – отчет о проверке кандидатов, пробежался по ним глазами и тихо сказал: - Но вот этот Презолоне, что он-то? Почти вся молодежь у нас такая… Чем дети виноваты? Отец, хоть и воевал с СССР, но был минометчиком, не карателем же… - Как бы оправдывая его, проговорил тот. – Да ты знаешь, сколько товарищей угробил этот минометчик своей трубой? Нет, его сын тоже не может быть в наших рядах. Все, баста, разговор окончен, – безапелляционно оборвал тот. – Но ведь ты знаешь, - не стал униматься Доменико, - дети не в ответе за поступки своих отцов, тем более Данжело уже несколько лет как ушел из дома отца и связь с ним не поддерживает, собственно по этой причине. – Дети, конечно, не несут ответственность за родителей, но всю жизнь расплачиваются страданиями. Это тебе известно? Зачем нам нужны такие страдальцы? Их негатив может передаться и нашим членам. Все, свободен. – И босс сделал ему знак рукой удалиться.
Там была нешуточная потасовка, на окраине Милана. Бились не за политику, хотя и этот оттенок все же присутствовал. Группа, в которой дрались Масси и Сальваторе, состояла из южан, красных. Ее противниками были северяне, недовольные слишком многочисленным присутствием в их регионе "землепашцев", которые были малокультурными и необразованными согражданами с присущими им диковатыми манерами. Натерев хорошо лезвия своих ножей чесночными дольками (даже при малейшем надрезе кожи противника, тот был обречен на медленное и ничем не излечимое гниение), южане ожесточенно дрались, но у миланцев оказалось огнестрельное оружие, и тем пришлось позорно обратиться в бегство. Ко всему прочему, Масси получил по голове удар такой силы, что месяц пролежал в коме в народной больнице. Все это время около него сидела мать и плакала. Но, кажется, не для того она его родила, чтобы тот так просто рассчитался. К концу шестой недели ему стало уже настолько лучше, что он уже мог сидеть в кровати. Правда, последствия травмы были ужасными: когда он волновался, его лицо передергивала судорога, и он терял дар речи. Началась процедура оформления инвалидности.
В тот день в больничной палате, когда они добро вспоминали с матерью ее родителей, появился Сальваторе. Видимо, что-то произошло в его жизни: он был элегантно одет в приличный костюм с повязанным галстуком на шее. Поздоровавшись с матерью, он сказал: - Дружище, у меня есть одна большая хорошая новость и другая, маленькая и мерзкая, о которой я тебе обязан сообщить по настоянию Доменико. У Масси задергалась щека и веко. Видя это, мать обратилась к нему: - Тото, оставь его в покое со своими новостями. Мало тебе что ли, что его так покалечили. Где теперь ему работать, на что лечиться? –

- Терпение, мама! – обратился Сальваторе к ней. Все будет хорошо, мы с ним не пропадем. – И он начал глазами делать знак другу, кося их в сторону женщины. – Мама, - едва выговорил Масси, - оставь нас ненадолго, нам нужно переговорить. – Тяжело вздохнув, она поднялась со стула и вышла в коридор. – Слушай, друг, - прильнув к уху Масси, чтобы не услышали остальные больные, заговорил тот. – Через месяц после того как тебя пробили, снова появился Доменико. Знаешь, кто он? Он из Красных бригад. Он сказал, - не без гордости тот подчеркнул это, - что такие бойцы, как мы, им нужны. Я уже дал согласие. Теперь дело за тобой, но пока ты должен выздороветь. И второе… - и друг немного замялся, он просил передать тебе вот это. – И он вытащил из кармана запечатанный конверт с надписью. "М.Данжело. Конфиденциально". – Я думаю, что сейчас тебе не стоит читать его содержимое, я тоже получил такой же. Но мой случай проще… - немного смущенно проговорил он.

* * *

Опять в нелегальной резиденции Аммаца ладро проходило совещание. В этот раз инженер Томба был там полновластным хозяином. Он кричал, упрекал директоров дивизионов за неудовлетворительную работу, за грубые ошибки и необоснованно высокие затраты. – Италия, - великая страна, - чеканил он, - великая не только ее славными детьми, но и простыми гражданами, способными организовываться, чтобы противостоять коррупции. Колыбель всевозможных орденов, лож, братств, обществ… Мы, итальянцы, первыми поняли в современном мире силу гражданского общества, его способность влиять на правительство и давать ему по рукам в случае необходимости. Очень скоро наша организация, возможно, станет рудиментом, историей, как ими стали карбонарии. Однако на наш век работы хватит, уверяю вас. Единый бюджет Евросоюза означает, что любая "утечка" капиталов в третьи страны не может быть оставлена без внимания. Особо хочу заострить ваше внимание на Греции, Испании, Португалии и странах бывшего соцлагеря. Вам, - и он обратился к полному и постоянно утирающему потный лоб салфеткой человеку, - господин Дога, как упреждающей структуре, следовало бы более внимательно отслеживать транзакции с этими странами. Что ни случай, то хищение и отмывка денег. То цитрусовые за миллионы бульдозерами давят, то миллиардные страховые полисы выплачиваются за неурожай. Получается так: украли в Испании один евро, а демультикаплитивный эффект расползается на весь ареал и каждые два – три евро становятся обессиленными. Вы понимаете, о чем я говорю, если речь идет о сотнях миллионов, о миллиардах особенно для нашей экономики? Это все равно, что ваша материальная отдача компании или государству сокращается в разы: ее пожирают тарифы на газ, электричество, воду, налоги… - Устав перечислять, добавил он и раздраженно продолжил: - К вам господин Конкато у меня особые нарекания. Я понимаю, в любом деле могут быть издержки, но, проанализировав документы, я пришел к выводу о вашем ошибочном решении взять в разработку Гизони. Там действовали совсем другие люди, он был всего лишь подставным. Ну, сколотил немного и вы на него накинулись как на невкусную шляпку гриба вместо того, чтобы вкусить его ножку. Старик застрелился от обещаемого ему позора, но настоящие виновники до сих пор не наказаны. Были эти статьи в прессе, люди довольны, но, лично я, абсолютно нет. Там были не двадцать миллионов, а все сто! Теперь разделите эти деньги на число жертв их "деятельности" и попробуйте примерить эту ставку к своему сыну, например. Стоит он этих денег? Мало? Много?!

Директор Конкато явно смутился. – У моего сына нет цены, определенной цифрами, хлебом или сыром, – немного дерзко парировал тот. Все знали его крутой нрав и уже приготовились стать слушателями очередной устной баталии. – Однако я хочу подчеркнуть, что мы передали дело оперативной группе из тех соображений, что "жесткая" разработка Гизони привела бы к более глубоким результатам. Как вам всем известно, итог был негативный, ниточка оборвалась благодаря "усилиям" нашего коллеги господина Писсу, и я думаю, что ему надлежит ответить за этот промах.- Хм… - негодуя, подскочил со своего места сард, - как вести разработку "жучков" с миллиардным багажом интеллектуальный и превентивный дивизионы всегда на высоте, сами всегда управляются без нашей помощи, а тут, видите ли, стародавнее дело на нас перекинули. Затраты не меньше, чем в Каракасе или Бомбее, а в конце мы же еще и виноваты. Кто мог предположить, что тот старикан отмочит подобное?! - почти прокричал Писсу. – Довольно. Все ясно, – не дал ему продолжить инженер и спросил: - Кто занимался объектом в Сан-Паулу? - Данжело, Бонсэ и Негра, – ответил тот. Немного подумав, инженер сказал: - Я думаю, что в вашей группе необходимо провести ротацию. Слишком круто вы разошлись: где ни побываете, там брызжет кровь. Предлагаю перевести эту троицу в другие дивизионы или во вспомогательные службы. Вчера было заседание консилиума, и его члены настоятельно рекомендовали усилить мониторинг деятельности зарубежных операций по разведке и добыче углеводородов, реализуемых "Эрди". Собралось много информации, есть конкретные сигналы от наших агентов на местах, но до сих пор это дело стоит в силу определенных обстоятельств. Мои слова не должны быть для вас отмашкой к акциям, - и он строго посмотрел на Писсу, - а скорее - к скрупулезной работе интеллектуалов господина Руссо. – Светлолицый северянин немного привстал, услышав обращение в свой адрес, и одобрительно покачал головой. Потом, немного собравшись мыслями, сказал: - Особого внимания заслуживает деятельность дочерних компаний "Эрди", опять же в Венесуэле, затем - в Алжире и Египте. Теперь к темным пятнам добавились еще Казахстан и Азербайджан. По России аналитическая справка еще не готова, поэтому я доложу вам об этом, как только она ляжет мне на стол. – Хорошо. Я буду ждать вашего доклада. Теперь же в общих чертах охарактеризуйте ситуацию в тех странах, где "Эрди" работает на основании соглашений о разделе продукции с местными правительствами, – попросил его инженер. – Да, именно, - продолжил тот, - об СРП я и хотел бы вас проинформировать. Как следует из аудиторских отчетов, в тех странах, где такие контракты заключаются без участия властей, то есть частный капитал плюс частный капитал, операции происходят достаточно транспарентно, за исключением налоговых махинаций и нарушений природоохранных норм. Там же, где действуют схемы "деньги казны через уполномоченных агентов правительства" заваривается такая каша, что не поймешь, где овес, а где пшеница. – Оставьте вы вашу иносказательность, – раздраженно заметил ему инженер, - говорите яснее. – Извините, если я образно высказался, но дело обстоит именно так: частные и государственные капиталы сливаются и, фактически, становятся неподверженными объективному контролю. В мутной воде, как говорится… Государство не может совать свой нос в финансы инвесторов, а те, в свою очередь, в его. Нет, не подумайте, что там царит полнейшая вакханалия: стороны проводят регулярные аудиты, но суть от этого не меняется и каждая из них стремиться ухватить как можно больше из общего котла руками своих надежных подрядчиков. – И что может нас интересовать в этой возне? – с любопытством спросил его инженер. - Есть фактаж, что прожорливые дочки "Эрди" уводят финансовые потоки от своей матери? Если нет, то это нас не касается. Мы не вправе вмешиваться туда, где итальянские компании зарабатывают деньги для своей страны. Пусть граждане этих стран сами будут на чеку и не дадут разворовать собственные деньги их же согражданами. Если не могут, это их проблемы и далее - их детей. Хотя, скорее так и получиться: не уверен, что, будь то венесуэльцы, египтяне или казахи, они способны адекватно реагировать на грабеж собственных богатств. Их менталитет еще не созрел и устремлен туда же. Максимум на что они способны – это на бессмысленную игру в зрелое гражданское общество. Не более. Селяви, но нам, повторяю, до этого дела нет. Нам нужна процветающая Италия, которая однажды встанет без каблуков рядом с Францией и Германией, – патетично произнес он и, извинившись перед докладчиком, попросил его: - Продолжайте, пожалуйста, господин Руссо. – Поэтому я прошу у вас авторизацию на динамичный аудит финансовых и контрактно-закупочных структур в интересующих нас компаниях в Венесуэле и Казахстане, а также получение интересующих нас данных о трансферах сомнительным бенефициарам через некоторые банки, расположенные в Голландии. В этом случае, я думаю, через полгода, я вам смогу точно сказать чисто там или нет. – Можете считать, что вы ее получили. – И инженер окинул взглядом всех присутствующих, давая таким образом им понять свою директиву. - Относительно сроков, я также не имею возражений: если деньги с прибылью возвращаются в страну – хорошо; если же их прикарманивают - тоже не беда, все равно вытрясем, только намного больше. Пусть скарабеи катают пока стране золотые шарики…-
Писсу был разъярен. Впрочем, к нраву своего босса – потомка сардинских корсаров, как тот любил всегда повторять, подчеркивая свою врожденную справедливость, его подчиненные были привычны, но в этот раз было как-то по-особенному. То он орал на Альдо и Джакомо, наглядно демонстрируя, как инженер таскал его за уши, то менял тон и начинал говорить совсем о других вещах. Из всего этого двое быстро сообразили: он хочет, но не может сказать им что-то неприятное. Об увольнении, конечно же, речь не могла идти. Лишат премии – маловероятно. Такие вещи сообщаются в рабочем порядке. Что же тогда?

- Данжело, - наконец решился тот и с наигранным спокойствием сказал, - вы с Бонсэ работаете уже не первый год, в вашем активе почти сто миллионов. Но почему, - и тут, видимо, опять вспомнив втык, он почти завизжал: - Почему после каждой вашей командировки, я должен выслушивать гадости от руководства! Почему?! Я знаю, что вам, южанам, перерезать горло человеку так же легко, как и овце. Хорошо, тот Гизони сам облегчил вам задачу, однако я уверен, что не сделай он этого сам, то вы бы дорого купили его шкуру. Бонсэ, - и он обратился к Джакомо, - я тебя специально поставил в пару с этим головорезом, чтобы ты немного остужал его пыл. Так теперь вы вместе?! Где бы вы ни побывали, везде пытки и убийства. Все, достаточно. Я принял решение перевести вас из оперативной группы. Баста. Вы меня достали своей кровожадностью. – Ах, вот ты куда, - зло подумал Альдо. – Сам-то откуда? Интеллектуалом северным прикидываешься, бастард, сардина копченая. – Антонио, - едва сдерживая себя, чтобы не сорваться, сквозь зубы проговорил Альдо, - не ты ли нам вбиваешь каждый раз в голову, что мы должны быть беспощадными с теми, от кого отказались интеллектуалы? Не инженер ли Томба выкрикивает на наших митингах "Аммаца ладро – Убей вора". Может быть, ему стоит кричать "Приласкай вора"? И тогда, вместо того, чтобы работать нашими методами, мы посадим воришку себе на колени и будем гладить по головке, приговаривая "Ай да молодец! Ай да умница, сколько капусты рубанул в народном огороде, а теперь мешок за плечи и за бугор? Ай да красавчик ты наш хитромудрый!". Так, по-твоему, нужно? – Писсу в самом деле стал еще темнее лицом, что-то хотел заорать, но тут в разговор вмешался до этого молчавший Джакомо: – Куда ты нас хочешь убрать, Антонио? – Я бы вас в Нигерию сослал водителями, - блестя от гнева за укор Альдо, проговорил он, - но у руководства, к сожалению, другие виды на вашу парочку: на год поедете в Казахстан работать. – В смысле? – переспросил его Джакомо и тут же добавил: - У нас по плану Занзибар в сентябре. – Забудьте о планах. Вы больше не работаете у меня. Вас забирают в интеллектуальный дивизион. – Ты что, подставить нас решил? – с неприязнью спросил у него Альдо. – Там же тыквой нужно в бумагах соображать, а у меня диплом декоратора, а у Джакомо вообще аттестат средней школы. – Это ваши проблемы и разбирайтесь теперь с вашими новыми боссами. Я вас не раз предупреждал, а Негра… тот действительно поедет в Африку техперсоналом, – торжествуя свою маленькую победу, сообщил им Писсу.
И тягомотным же был для Альдо и Джакомо тот тренинг постижения искусства воровства, с помощью которого одним нужным кликом мышки можно украсть сотни тысяч долларов за раз и замести все следы. Чем больше Альдо вникал в эти финансовые уловки, тем злее становился он сам на себя и все время сожалел, что был недостаточно жестким со своими бывшими "подопечными". Разве это справедливо, считал он, что где-то люди гнут спину в поте лица за гроши, а тут, какой-нибудь зарвавшийся ворюга может за мгновение украсть у работяги столько, сколько тот и за три жизни не заработает. Нет, он должен проявить себя здесь и, возможно, через год его снова вернут в оперативную группу. И тогда он не будет слишком просто решать проблемы. Воры должны страдать не только морально, как это им устраивают интеллектуалы, воры должны мучиться. При этой мысли он сам себя ловил на том, что он действительно жесток. Прав был Писсу. Однако тут же находил для себя множество оправданий: кого он потрошил и наказывал? Тех, кто заставляет пенсионеров не доедать, не покупать необходимые им лекарства; больных умирать только потому, что нет средств лечиться в дорогих клиниках и уповать на народные больницы с их убогостью; молодежь, особенно из его краев, с безнадежной завистью смотреть на "дольче вита" некоторых своих сверстников и их родителей. Какая у нее перспектива, если эффект демультипликатора до сих пор заставляет жить множество поселков без света и телефона? И это тогда, когда в Милане все это существует уже более ста лет. Нет, как бы то ни было, он будет служить делу Аммаца ладро пока сможет быть ей полезным. С такими мыслями он постучался в дверь офиса своего нового начальника.
- Разрешите? – спросил он, сидевшего за монитором компьютера молодого человека, примерно его сверстника, выходца из богатой области Венето. – У меня к вам один личный вопрос, да вот и Презолоне просил поинтересоваться… - Оставь ты этот этикет, Альдино, называй меня на "ты", - очень фамильярно предложил ему Флавио и добавил: - Мы работаем вместе, и давай без формальностей. Тем более я даже младше тебя на год. Ты по рабочим вопросам или как? – Да я… собственно – замялся тот, - хотел спросить. Я не знаю, чем вызван мой перевод к вам, вместо Африки, но, как вы знаете, я не слишком образован, у меня нет университетского диплома как у вас всех, я из простых, можно сказать. А тут такая должность в крупной компании. И Презолоне тоже беспокоится. Нельзя ли что-нибудь проще, а то сразу менеджерами… - А, вот о чем тревожишься. Глупости это. По нашей линии там есть только эти позиции, ниже нас не устраивают. Мы не работаем с сотнями тысяч, нас интересуют миллионы, десятки, сотни и, самое главное, сокровенные замыслы людей, которые ими оперируют. Поэтому тебе там придется постоянно держать умную мину, отслеживать транзакции, которые и будут указывать тебе нужных нам фигурантов. У тебя есть чутье, руководство давно это заметило, поэтому, вопреки нашим правилам, и сделало этот выбор. А Презолоне, по старой памяти, будет рядом с тобой, только заниматься будет другими делами. Он тоже не промах. Вы южане задницей чуете, где кошка яйца высиживает, – и он засмеялся. Засмеялся и Альдо. В принципе, как он понял из тренинга, воры хотя и ловки, но ничего нового еще не придумали, что было бы неизвестно его инструкторам. Понял также, что много украсть одному - невозможно, поэтому такие хищения нужно рассматривать как совокупность многоуровневых действий. – А на счет диплома ты не думай. Там, что думаешь, все с корочками Миланского Политеха или Сапьенца? Не больше десятка профи, остальные - так себе, кто, откуда, кто чьих-то… – уже перед дверью успокоил он его.

* * *

Торопливо шагая по длинному коридору госпиталя, в голове Альдо крутилась только одна фраза: "Отец, товарищ мой!", и гулкие стены отвечали ему тем же. Сильно сжимая веки, чтобы не брызнули слезы, он подошел к кровати, на которой лежал его отец. Сидевший рядом карабиниер, вооруженный автоматом с понимающим видом отошел к двери и встал в охранную позу. – Паче, что с тобой? – уже не сдерживая слез, которые ручьем текли по его щекам, спросил Альдо. – Что?! Неужели ты уходишь? Ты ведь еще такой молодой! Прошу тебя! - Вся голова того была обвита прозрачными трубочками, она заходили ему в ноздри, рот и торчали из забинтованной головы. – Все сынок, Массимо прибыл на конечную остановку. Мирная киста вдруг захотела стать саркомой… – не открывая глаза, выдавил из себя тот. - Погладь меня по голове, – попросил он его, не открывая глаза. – Спасибо тебе, что пришел. Когда умирал твой дед, он умирал один… Я вот, что тебе хочу сказать, сынок, прости меня, я был, сам знаешь, кем из благородных и, может, ошибочных побуждений, а дед твой был безжалостным палачом из-за своей трусости. Лучше бы его сразу тогда убило под Смоленском, никто бы не мучился… - тут что-то в его горле забулькало, он сильно закашлял, и тут же охранник нажал кнопку. Прибежала медсестра и с помощью Альдо приподняла больного, повыше облокотив его на подушку. - Нет ему прошения ни от меня, ни от тех, кого он убивал. Пусть горит в аду и, если мы там встретимся, я буду грызть его, я разыщу его там. – Что ты отец говоришь такое? – испуганно спросил его Альдо. – Сколько лет прошло, его давно нет, а ты все проклинаешь его. Да мало ли, что тебе могли наговорить о нем. Может, не так совсем это было… - Так и было, как я говорю, – настойчиво проговорил тот и добавил: - Его настоящая фамилия была Абдуллаев, родился … - И он начал произносить непонятные названия. - Оттуда он. – Зачем мне это? – спросил его сын. – Я его при жизни всего пару раз видел: седой старик со слезящимися глазами, а вот бабушку Габриэлу хорошо помню. – Я не хотел вообще ничего говорить тебе о нем, но, видишь ли, у меня было много времени, чтобы подумать о жизни, и я пришел к выводу, что и тебе счастья не будет, как не было его у меня. Что было-то? Короткие детство, юность, молодость и вот, почти два десятка лет за решеткой и теперь конец. Я сочтусь с ним в аду, – снова вспомнил он того. – Может быть, твоя жизнь будет счастливой. У тебя будет семья, любящая жена, дети. Ведь ничего радостнее и надежнее для человека Господин не придумал. Все остальное – происки Дьявола. – Отец, ты знаешь, я, наверное, счастлив, – прошептал ему Альдо, чтобы не услышал охранник. – Ты можешь гордиться, что твой сын избрал путь справедливости. Пожалуйста, не спрашивай ничего, но знай это. Я клянусь тебе. – Я в твои годы тоже так считал, Альдо. Ошибочность пути можно узнать, только пройдя его, а тебе еще нет и тридцати. Что скажешь ты в мои года – мне не узнать, однако я твердо знаю, что ты будешь вспоминать меня добрым словом…. – Да что ты, отец? Ты самый близкий мне человек, я люблю и уважаю тебя. Я всегда буду помнить тебя и детям своим рассказывать о тебе и хранить от них тайну нашего семейного позора. Они-то уж точно будут счастливыми в стране, где не будет воров… -

Автор - Жан Кенжегулов,
zhan.kenzhegulov@mail.ru