Таджикско-китайские отношения: некоторые нюансы
(текст выступления на международной научной конференции "Новые центральноазиасткие государства в геополитической структуре Евразии начала ХХI века", Душанбе, 29апреля 2011 г.)

Начиная с 2006 г. Китай является одним из основных инвесторов в стратегические для Таджикистана инфраструктурные энергетические, транспортно-коммуникационные и горно-рудные проекты. 14 июня 2006г. в Шанхае состоялись переговоры таджикской делегации, возглавляемой президентом Эмомали Рахмоном и китайской делегации во главе с председателем Ху Цзинтао. Они завершились подписанием ряда инвестиционных соглашений, в соответствии с которыми китайская сторона обязалась выделить средства на реабилитацию шоссе Душанбе-Хучанд-Чанак, включая и строительство тоннеля Шахристан, на строительство ЛЭП-500 "Юг-Север", ЛЭП "Хатлон-Лолазор". Реализация первых двух проектов была призвана связать воедино ранее обособленные северный регион страны с его центральным и южным регионами. Реализация третьего проекта позволяла создать инфраструктуру, необходимую для экспорта энергии в Афганистан с перспективой выхода на энергетический рынок Пакистана.

11 июля был дан старт практической реализации проекта Душанбе-Чанак Худжанд. 22 августа было положено начало и строительству Шахристанского перевала, протяженностью в 5 км. 16 сентября, президент Э. Рахмон и премьер-министр КНР Вэн Цзибяо приняли участие в официальной церемонии начала строительства ЛЭП-500 "Юг-Север". 20 октября Э. Рахмонов и посол КНР в Таджикистане Ли Хуэлэй дали официальный старт реализации проекта по строительству тоннеля Шара-шар протяженностью в 2,23 км. и стоимостью в 37 млн. долларов. 30 октября премьер А.Акилов обсудил с генеральным директором китайской корпорации "Синохайдро" Чен Фан Цисяном возможность строительства ГЭС на Зеравшане. В общем и в целом, китайские инвестиции в таджикские проекты, включая и последний, набегали на сумму почти в 1 миллиард долларов США.

В 2009 г. реноме КНР как самого крупного и надежного финансового партнера в реализации стратегических энергетических, транспортно-коммуникационных и горно-рудных проектов Таджикистана получило новое подтверждение. 4 июня в Душанбе состоялись таджикско-китайские переговоры, по завершению которых стороны подписали соглашения о строительстве ГЭС "Нурабад-1" ($560 млн.), ТЭЦ в Душанбе ($400 млн.), цемзавода мощностью в 1млн.т. в год, о дополнительных работах на ЛЭП "Лолазор-Хатлон" и "Юг-Север" ($61 млн,), реконструкции автомобильной дороги Душанбе-Дангара ($51 млн.). 26 июня запуском первой очереди обогатительной фабрики, способной перерабатывать 300 тыс.т. руды и производить свинцово-цнковой концентрат начала свою производственную деятельность "Таджикско-Китайская горнопромышленная компания". 30 августа был введен в эксплуатацию 2,2 км. тоннель Шар-Шар и дан старт началу реконструкции автодороги Душанбе-Вахдат . Дангара 8 сентября был заложен первый камень в фундамент новой ТЭЦ в 200 мегаватт Душанбе, работающей на угле. Она будет возводиться китайской "ТВЕА". 29 ноября с официальным вводом в строй ЛЭП 500 "Юг-Север" республика стала обладателем собственной единой энергосистемы.

Однако уже в следующем 2010 г. в таджикско-китайских отношениях на данном направлении имело место некая пауза. За весь этот год сторонам не удалось выйти на какие-либо новые договоренности, сопоставимые по масштабам с договоренностями 2006 и 2009 гг. Из прежних договоренностей последовательно реализовывались лишь транспортно-коммуникационные проекты и проекты, связанные с техническим обслуживанием и проведением ремонтно-профилактических работ на ЛЭП "Юг-Север". Новым было начало строительство ЛЭП-220 "Худжанд-Айни", протяженностью в 118 км. и стоимостью около 37 млн. долларов США, и небольшой ЛЭП-35 кВ "Бустон-Зарнисор", завершение строительства ЛЭП "Варзоб-Айни". Что же касается уже достигнутых договоренности в отношении строительства ГЭС Нуробад-1, то после одобрения Минэнергопромом Таджикистана финального проекта возведения этой ГЭС мощностью в 350 МВт, представленного китайской компанией CTEAS, каких-то реальных действий по его реализации заметно не было. Как не было заметно крупных подвижек и в реализации проекта ТЭЦ Душанбе-2 этой же компанией.

На протяжении 2010 г. китайские компании были активны в горно-добывающей отрасли таджикской экономики. С одной стороны, такие компании, как "Таджкско-китайская горно-промышленная кампания", 100% акций которой принадлежит китайским инвесторам, и золотодобывающая СП "Зарафшан", основным акционером которой является "Зиджин Майнинг" занимались техническим переоснащением предприятий, налаживанием и развитие производства. С другой, китайские компании проявляли интерес или к приобретению действующих в этой отрасли компаний, или к вхождению в них в качестве основных акционеров. Так китайская "Чайна Нонферроус Металс Интернейшнэл Майнинг" приобрела 29,9% акций британской "Крисо ресоурсес", работающей на золоторудном месторождении Пакрут. Вместе с тем, та же "Зиджин майнинг", а также "GNMC" отказались участвовать в тендере на получение права на разработку месторождения "Большой Конимансур" - самого большого горнорудного проекта в Таджикистане. Вся работа по подготовке и началу реального широкомасшабного освоения данного месторождения серебра, одного из наиболее крупных в мире, потянула бы на несколько миллиардов долларов США.

В связи с данным отказом, а также более ранним замораживанием китайской стороной инвестирование в строительстве ГЭС на реке Зеравшан, неясным статусом с реализацией проекта ГЭС Нуробод-1 возникает вопрос о реальных причинах, стоящих за соответствующими решениями китайской стороны. По всей видимости, в отношении гидроэнергетических проектов следует говорить о политически мотивированных резонах.

Как известно, страны низовьев центральноазиатских рек с опасением относятся к стремлению стран, расположенных в верховьях этих рек расширить масштабы освоения их гидроэнергетического потенциала. Таджикистан к этому подталкивают незначительность собственных углеводородных ресурсов, чрезмерная зависимость от поставок данных ресурсов извне, в том числе и из стран низовьев, а также отсутствие пока реальных возможностей по диверсификации путей их поставок из за пределов региона

15-21 января 2007 г. президент Таджикистана Э. Рахмон находился в КНР с первым в истории двухсторонних отношений государственным визитом. Одним из результатов переговоров делегаций двух стран стало подписание 17 января Пекине таджикской "Барки Точик" и китайской "Синохидро Корпорейшен" Соглашение о строительстве Яванской ГЭС на реке Зерафшан и 60 км. ЛЭП-220 от ГЭС к городу Пенджикенту. Китайцы обязались предоставить на это кредит в 200 млн. долларов на 25 лет под 1% годовых и завершить реализацию проектов в течении 36 месяцев после его начала. 4 марта в Душанбе прибыла делегация Эксимбанка КНР. В ходе встречи делегации с главой таджикского государства было подтверждено готовность сторон ускорить запуск проекта. 27 марта было заявлено, что специалисты "Синохидро Корпорейшен" завершили подготовку ТЭО строительства Яванской ГЭС и что Минфин Таджикистана и Экисмбанк подпишут соответствующее кредитное соглашение уже в апреле месяце. Но соглашение так и не было подписано.
Из последовавших "утечек" стало ясно, что китайская сторона приняла во внимание беспокойство Узбекистана по поводу возможного сокращения поступления воды в республику. Из них же следовало, что сама она ни в коем не случае не отказывается от достигнутых соглашений. Она, якобы, желает лишь одного - не стать причиной углубления имеющихся разногласий между Таджикистаном и Узбекистаном. Как только две соседние республики достигнут консенсуса по вопросу о строительства ГЭС, то за китайцами дело не станет.

Но, как представляется, в данном случае, а также в случае с ГЭС Нурабад-1, китайцы учитывали не только озабоченность стран низовья планами Таджикистана по строительству гидроэнергетических объектов на своих реках. Готовность Китая скорыми темпами оказывать содействие Таджикистану в реализации его инфраструктурных проектов обуславливалась, помимо всего прочего, и мартовской 2005 г. "тюльпановой" революцией в Кыргызстане, приведшей к свержению президента Аскара Акаева, майского того же года событиями в узбекском Андижане, за которыми, как считалось, стояли западные страны, и его обеспокоенностью возможностью распространения "цветных" революций на всю Центральную Азию.

Массированные вложения в энергетические и прочие проекты Таджикистана, в экономику других стран региона, в конечном итоге, будут способствовать поддержанию социально-политической, следовательно, и политической стабильности в республике, что может снижать степень вероятности возникновения потенциально опасных для Китая "цвентных" проблем. Вкладывая деньги в поддержание социально-экономической и политическую стабильность, Китай, фактически, вкладывался обеспечение стабильности имеющих определенные проблемы собственных западных регионов, иными словами, в собственную безопасность.

Однако уже к марту-апрелю 2007 г. стало ясно - основательных причин беспокоиться по поводу быстрого и чрезмерного укрепления позиций США в регионе, вообще, и в Таджикистане, в частности, нет. Соответственно, китайцы, умеющие хорошо считать каждый юань, в данном вопросе, а также во всем комплексе таджикско-китайских отношений, вновь стали руководствоваться, как это было на протяжении всех 90-х гг. прошлого столетия, сугубо экономическими критериями. Зачем спешить вкладываться в затратные гидроэнергетические проекты по политическим причинам, когда для этого нет и пока не предвидится реального политического резона.

Нельзя не сказать и еще об одном факторе, который мог сказаться на неспешности китайской стороны в реализации гидроэнергетических проектов в Таджикистане и отказе от участия в тендере по Большому Конимансуру. Как люди практичные они, конечно же, заинтересованы в возвращении, причем с выгодой для себя, средств, вложенных в такие проекты. Но у них перед глазами стоит пример, хотя бы, российско-таджикского СП Сангтудинская ГЭС-1, на которой то и дело возникают проблемы по поводу долгов таджикского энергохолдинга "Барки точик" этому СП. Вряд ли китайские инвесторы горят желанием столкнуться с такими же проблемами. По крайней мере, на данный момент времени, когда перспектива чрезмерного усиления позиций США в Таджикистане, чреватой угрозой безопасности Китая, пока не просматривается.

Что же касается вложений китайской стороны в реализацию дорожно-транспортных проектов, то, по всей видимости, для нее участие в подобных проектах остается актуальным. Мотивация здесь может быть самая различная. От намерения обеспечить логистическую поддержку экспорта своих товаров в центральноазиатский и прочие регионы через возможно более разветвленную дорожно-транспортную сеть Таджикистана (поддержка своих многочисленных производителей) и осуществлению разнообразных аграрных и прочих проектов до оказания содействия в создании инфраструктуры для реализации уже собственных стратегических политических задач.

Пауза, взятая китайской стороной в отношениях с Таджикистаном в 2010г., могла быть обусловлена и необходимостью осмысление уже накопленного опыта, и желанием нахождения каких-то новых и выгодных для китайской стороны форм, в которых могло бы развиваться экономическое сотрудничество между двумя странами. Одной из таких возможных форм могло быть замыкание Китаем экономических отношений с Таджикистаном на свой Синьцзянь-Уйгурский автономный район (СУАР).

Данная идея и практика далеко не новы. В последние 2-3 года существования СССР, а затем и в 90-е годы прошлого столетия для Китая, судя по его конкретным действиям, Таджикистан и другие постсоветские страны Центральной Азии были интересны в качестве, во-первых, рынка сбыта товаров и, во-вторых, своеобразных "доноров", способных дать импульс развитию его западных регионов. В условиях, когда основное внимание китайского руководства в ходе осуществлению экономических преобразований было сосредоточено на приморских регионах страны, производство товаров для центральноазиатских стран и, соответственно, обратный денежный и необходимые для Китая сырьевые потоки действительно стали одним из основных факторов, обусловивших развитие территорий, прилегающих к границам постсоветской Центральной Азии. Точно таким же образом, руководство Китая за счет торговли с Россией и привлечения ее финансовых и товарных ресурсов сумело придать мощный толчок развитию своих провинций, граничащих с российскими областями.

Идея придания СУАР статуса основного агента Пекина в таджикско-китайских экономических отношений была реализована в ходе начавшегося 17 июля 2010 г. трехдневного рабочего визита президента Э. Рахмона и сопровождавшей его делегации в эту провинцию. В этот же день в Урумчи состоялись переговоры таджикской делегации с делегацией СУАР во главе с партийным руководителем и председателем провинции Чжан Чунсеном.

По завершению переговоров стороны подписали ряд документов, важнейшими из которых являются Соглашение о развитии сотрудничества между правительствами РТ и КНР о развитии сотрудничества между СУАР и КНР и Соглашение между таджикским энергохолдингом "Барки Точик" и китайской кампанией "ТВЕА". Первый из этих документов закладывает необходимую договорно-правовую базу для долговременного сотрудничества между Республикой Таджикистан и СУАР в области экономики (энергетики, промышленности, транспорта и коммуникаций, сельского хозяйства). Второй предусматривает прокладку в течении полутора лет ЛЭП-220- "Худжанд-Айни", стоимостью в 36,9 миллионов долларов США.

18 июня прошли переговоры между Э. Рахмоном и главой народного правительства СУАР Нури Бакри. В этот же день состоялись встречи главы таджикского государтва с руководителями крупных китайских компаний Чайна Роуд анд Бридж, Зиджин Майниниг, реализующие транспортно-коммуникационные и горнодобывающие проекты в Таджикистане, других компаний . потенциальных инвесторов в таджикскую экономику. Эти и практически все другие китайские компании, действующие в Таджикистане, имеют прописку в СУАР. Иными словами, все эти встречи, переговоры и подписанные соглашения формализовали уже сложившуюся реальность.

Передав в ведение Урумчи таджикские дела, носящие конкретный экономический характер, Пекин оптимизировал для себя схему своих отношений с Таджикистаном. Данное обстоятельство обуславливает неизбежность и для таджикской стороны внесения корректив в свою деятельность в рамках развития отношений с Китаем. Очевидно, что отныне в фокусе официальных политических и прочих усилий Таджикистана на китайском направлении должен быть, наряду с Пекином, и Урумчи, что, в свою очередь, предопределяет необходимость наличие активного и эффективного политического, торгово.экономического и информационно-научно-культурного представительства республики в столице СУАР.

В 2010 г. состоялось две встречи президента Э.Рахмона с руководителями Китая. Первая из них прошла 10 июня в Ташкенте, где в рамках проходившего там очередного саммита глав-государств членов ШОС он обсудил с Ху-Цзиньтао вопросы дальнейшего развития таджикско-китайских отношений. Самым интересным результатом встречи стало сделанное Ху Цзиньтао заявление о том, что Китай готов оказывать поддержку Таджикистану в укреплении независимости республики и развитии его экономики.

Второй была встреча с премьером Вэнь Цзябао, состоявшаяся 25 ноября. Китайский премьер прибыл в Душанбе днем раньше и совместил свой официальный визит в Таджикистан с участием в саммите глав правительств стран-участников ШОС в таджикской столице. В ходе встречи Вэнь Цзябао заверил главу таджикского государства в том, что его страна и впредь будет поддерживать политику правительства Таджикистана, направленную на укрепление государственной независимости и развитие национальной экономики страны. Кстати, и новый посол Китая в Таджикистане Фань Сяньжун в содержательной части своего выступления на круглом столе, состоявшемся несколько ранее в Центре стратегических исследований при Президенте Республики Таджикистан, посвященном обсуждению состояния и перспектив развития таджикско-китайских отношений, в первую очередь подчеркнул заинтересованность Китая в укреплении суверенитета и независимости Таджикистана.

Известно, что китайцы ничего просто так не говорят. Можно быть уверенным, что Китай заинтересован, исходя из своих долговременных интересов, в том, чтобы не только Таджикистан, но и остальные государства Центральной Азии, не поступились даже самой малой частью своего суверенитета. По очень простой причине. При нынешних реалиях, уступка этими государствами, в той или ной степени, явно или не очень, своего суверенитета может иметь место лишь в пользу основных конкурентов Китая в регионе - России и США, обладающих всем необходимым набором вполне реальных средств для обеспечения своих интересов в центральноазиатских странах. Подобные уступки в состоянии изменить установившееся равновесие интересов и возможностей трех больших конкурентов в Центральной Азии не в пользу Китая.

Для Таджикистана вероятность того, что ему придется поступиться, в той или иной степени, своим суверенитетом, практически неизбежна, например, в случае если он станет частью того или иного постсоветского интегрированного пространства. Очевидно, что на таком пространстве более крупные, богатые или сильные участники могут выслушать Таджикистан, но действовать будут исключительно в собственных интересах, со всеми вытекающими из этого последствиями для республики и ее суверенитета. Показательным в этом плане является отношение партнеров Таджикистана по различным международным организациям . СНГ, ЕврАзЭС, ШОС и т.д., к просьбам республики оказать содействие в разрешении трудностей, связанных с транспортировкой грузов для ее энергетических проектов по железным дорогам соседнего Узбекистана. Практический результат этих обращений был нулевым.
Таджикистан имеет более развитые, нежели Узбекистан, политические и военно-политические партнерские отношения с Россией. За все годы независимости республика не оказывалась, в отличии от своего соседа, в остроконфликтной ситуации с США, их западными союзниками, влиятельными международными организациями. Таджикистан, опять же в отличии от своего соседа, на протяжении полутысячи километров непосредственно граничит с Китаем, Но, несмотря на все эти реалии, ни один из больших партнеров республики не был расположен беспокоить Узбекистан ради обеспечения не законных интересов. Вполне очевидно, что в силу своих размеров, экономического и демографического потенциала, политической значимости, наконец, стратегического местоположения в самом центре региона, Узбекистан был есть и, вероятно, еще долго будет более ценным для них реальным или желаемым партнером, нежели Таджикистан.

Китай в большей степени, нежели любая другая страна, вкладывается в большие экономические проекты Таджикистана. Можно предположить, что степень готовности самого большого и состоятельного соседа таджикского государства и дальше вкладываться в нужные для республики экономические проекты, в которые его крупнейшие конкуренты вряд ли намерены вкладываться в той же мере, по крайней мере, в ближайшее перспективе, будет прямо соотноситься, в том числе, и со степенью готовности самой республики не поступаться своим суверенитетом.

Таковыми выглядит некоторые нюансы таджикско-китайских отношений на данном этапе. Во всяком случае, таковыми они представляются при взгляде на них несколько отстраненно, как бы со стороны.

Рашид Г. Абдулло