Наурыз (Навруз) – вечный и самообновляющийся феномен

центральноазиатской цивилизации

(к дискуссии о происхождении и истории главного праздника

народов Центральной Азии)

Еще с древности в Центральной Азии формировались интернациональные праздники, объединявшие многие народы и культуры. Если говорить об истоках праздника Наурыз (Навруз, Новруз) строго научно, то, безусловно, надо признать его связь с древнеиранской культурой. Наурыз отражает традицию не только казахского и большинства тюркских народов, но целого ряда народов Востока, имеющих разные этнические корни. В популярной литературе современного Казахстана заметна тенденция доказывать древнетюркские корни этого праздника, тем самым отмежеваться от Ирана, других этносов, религий и пр. Безусловно, такие попытки не имеют под собой исторической основы, ибо, как сказано, нельзя вычеркнуть слова из песни: слово "ноу" - с персидского означает "новый", а "роуз" - переводится как "день". Это – общепринятая в мировой науке этимология.

Кстати, иранские языки и наречия относятся к общей индоевропейской языковой семье, включающей современный русский, английский и др. языки. Поэтому налицо созвучие иранского "ноу" и русского "новый", "новь" или английского "new". Таким образом, "Новый День" – так назывался праздник древних иранцев-зороастрийцев, и этот день открывал их солнечный календарь, был началом нового года.

Как и многие народные праздники древних народов Наурыз имеет связь с культом плодородия, верой в природные стихии, от которых зависел труд земледельцев. Изначально прослеживался зороастрийский генезис Наурыза, т.к. праздник возник в среде современного населения Ирана и сопредельных регионов, где господствовал зороастризм. При этом в Сасанидскую эпоху (III-VII вв.) эта религия стала официальной религией Ирана и получила большую поддержку со стороны правителей. Стоит отметить, что в своих истоках религия, основанная Заратуштрой, носила ярко выраженный этический характер, призывая своих адептов заменить массовые жертвоприношения скота, механические ритуалы и пр. на праведную жизнь, на чистоту в мыслях, словах и делах.

В основе этой религии впервые появилась идея загробного воздаяния, рая и ада, необходимости бороться на стороне сил Света, которые олицетворял единый бог Ахура Мазда. Однако необходимо также отметить, что в позднем зороастризме становится много ритуализма и меньше этики (что отмечал выдающийся ориенталист В. Бартольд, увидевший в этом историческую закономерность замены ее исламом). Огнепоклонство выходит на первый план: в храмах днем и ночью горели огромные факелы. Но так или иначе, зороастризм как новая, идеологически развитая религия распространялся весьма успешно. Как известно из источников, часть саков Казахстана, позже древних тюрков, особенно оседлые группы, принимали эту религию.

Чтобы правильно понять истоки Наурыза, причины его популярности у тюркских народов, необходимо научно и объективно подойти к вопросу о тюрко-иранском (в том числе тюрко-таджикском) взаимодействии в древности и средневековье. К сожаленью, в наших популярных изданиях по истории, культурологи и философии это вопрос как следует не раскрывается. Почему-то считается патриотической заявкой, если начинают искать и обосновывать в любом явлении древнетюркские, "алтайские" корни, некую первозданную чистоту расы и культуры. Стало модным отмежевываться от связей с оседлыми цивилизациями, городами и пр., создавать образ некого гордого и самодостаточного тюрка-кочевника. Но именно такой односторонний подход всегда критиковали классики казахской культуры и науки; не признают его и современные серьезные ученые-специалисты.

Между тем, казахи и другие тюркские народы Центральной Азии должны, наоборот, гордиться тем, что в их исторической памяти есть немало ценного в плане опыта общения и взаимодействия с иранским миром, китайской культурой, арабской традицией, славянским миром и др. "Чистых" народов и рас не существуют; изоляция и отторжение от иных культур и цивилизаций зачастую были причиной стагнации и упадка обществ. Если взять для примера Россию, то, называясь русской и будучи в своей основе восточнославянской, ее культура на самом деле была результатом слияния многих этнокомпонентов, разных рас, религий и пр. (христианство они взяли из Ближнего Востока – через Византию).

На самом деле тюрки и иранцы были всегда теснейшим образом взаимосвязаны и взаимодополняли друг друга на протяжении тысячелетий. При этом было закономерно, что тюрки как народ с кочевой ментальностью более успешно осваивал такие сферы жизнедеятельности, как скотоводство, охота, военное дело, право и государственное управление. Что касается иранского мира (персы, древние согдийцы, хорезмийцы), они были более склонны к коммерции, ремеслам, религиям, письменной культуре и пр.

Иранский фактор был ощутимым в культурном наследии тюрков издавна; об этом говорят и множество персидских слов в казахском языке. Например, аспан – небо, гуль – цветок, периште – ангел и др.; также дни недели (кроме "жума", это – арабское слово): дуйсенби (хотя правильнее было бы "дуйсемби"), сейсенби, сарсенби и т.д. Наши предки-казахи не были расистами и ограниченными людьми: наравне с древнетюркскими и монгольскими богатырями и ханами, они чтили память иранского героя Рустама, мудрого Наушаруана (шаха Ануширвана), арабских полководцев, поэтов и святых.

Итак, с древних времен (а Наурыз по "Шах-наме" стал впервые отмечаться при легендарном шахе Иране Джемшиде) Наурыз проник к тюркам и стал их народным праздником, первым днем календаря. Примечательно, что он стал популярным и среди кочевников, хотя в условиях кочевого скотоводства его празднование приобретало свои особенности.

Наурыз не стоял на месте: "в потоке истории" он подвергался трансформации, видоизменениям и инновациям. Именно этот факт часто упускают из вида исследователи. Во-первых, мы видим, что, проникнув в кочевую этнокультурную среду, праздник адаптировался к условиям данной традиции и особенностей быта. Необходимо признать, что в прошлом среди кочевников Наурыз отмечался не столь масштабно и торжественно, как в оседлых поселениях и особенно городах. Это связано с тем, что ранней весной кочевники еще находились на зимовках или весенних пастбищах – "коктеу"; природные, погодные условия были еще неблагоприятными для отдыха и веселья. Весна для кочевников, сильно зависевших в те времена от окружающей среды, была довольно тяжелым временем года и в плане сезонных животноводческих работ (окот овец и пр.).

Как правило, все крупные праздничные мероприятия кочевников приурочивались к лету и ранней осени, когда скот был тучным, а аулы отдыхали на своих джайляу – летних пастбищах. Именно на джайляу казахи устраивали тризны и тои, скачки, алтыбаканы, айтысы-мушайра (состязания поэтов-импровизаторов), спортивные соревнования борцов-палуанов, вдоволь играли и веселились. И все же Наурыз был по-своему любим, наши предки искренне верили в благодать праздника. Главной идеей Наурыза было моральное и физические очищение, символизирующее наступление нового года, весны; обновление природы, отступление холода и зимы. Это было так естественно и трогательно, когда люди благодарили Бога за преодоление долгой и тяжелой зимы, за первые лучи весеннего солнца и первую зелень.

Во-вторых, Наурыз подвергался здоровой модернизации и переосмыслению в условиях ислама, который стал проникать в страны Центральной Азии с VII-VIII вв. Данный вопрос интерпретируется у нас неправильно в зависимости от личной позиции и вкусов авторов. Чаще всего вульгарно противопоставляется исламское и доисламское наследие с апологией то одного, то другого. Между тем, к проблеме необходимо подходить с учетом такой категории, как культурно-цивилизационная самобытность в рамках ислама.

Исламизация в классический период никогда не означало арабизацию, безоговорочное принятие ближневосточно-аравийских форм религиозности. И здесь мы обязаны тогдашним духовным лидерам иранцев и тюрков, которые смогли обосновать и доказать мусульманскому миру права неарабов (в раннем исламе они назывались "аджам") на свою самобытность и одновременно – на равноправие. На основе этих дискуссий и сформировался ханафитский мазхаб (толк) суннизма, который стал популярным среди тюрков Центральной Азии (и таджиков). Когда мы говорим о Наурызе, необходимо всегда оценивать его легитимность в лоне ислама с точки зрения ханафитского ислама, а не чисто арабских или других версий мусульманства.

Дело в том, что более тысячи лет исповедуя ислам, имея огромную армию мулл-законоведов, ученых ислама с мировым именем, народы Центральной Азии никогда не задумывались отказаться от Наурыза, противопоставив доисламские традиции мусульманским. К сожаленью, такие "открытия" стали делать только современные адепты ислама (или, наоборот, тенгрианцы), всевозможные новоявленные "ревизоры" и "реформаторы" от религии.

Но в чем же суть адаптации Наурыза к исламу? По преданию, даже сам пророк Мухаммад (мир ему!), когда услышал о том, что персы празднуют Новруз, высказался в том духе, что в этом нет ничего предосудительного. Вместе с тем в исламе есть свои ограничения и фундаментальные постулаты, которые необходимо чтить. Поэтому иранцы и тюрки, приняв ислам, по всей видимости отказались от явно языческих атрибутов этого праздника (например, откровенное поклонение огню – вместо просто уважительного отношения к этой удивительной природной стихии, "ангелу огня" - как он стал интерпретироваться в исламе). Вместо Ахура Мазды стали призывать Аллаха, за праздничной трапезой читать не Авесту, а Коран. Можно предполагать, что в содержании доисламского Наурыза были и другие признаки архаичных представлений и культов, в том числе изготовление фигур богов, идолов, поклонение собаке (один из атрибутов позднего, деградировавшего зороастризма). Все это было критически пересмотрено и ограничено в духе времени и новых горизонтов сознания, которые открывал человеку ислам и его священная книга – Коран.

Одновременно в ходе истории само народное творчество интуитивно соединяло древние мифы с исламской картиной мира, выстраивая новую концепцию любимого праздника. Так, одним из главных персонажей его становится приносящий счастье старец Хизр (у казахов Кызыр Ата) – фигура классического суфизма. В рамках ханафитского ислама Хизр не отвергался, а гармонично вбирался в контент местной мусульманской традиции. И все же Наурызу в лоне местного, тюрко-иранского ислама было отведено место именно светского, народного праздника, который укреплял устои семьи и рода, дружбу и добрососедство, призывал людей к созидательному труду, прощению, нравственному возвышению, любви.

Итак, Наурыз не стал исламским праздником (заявить так было бы грубой ошибкой), но был органически интегрирован в исламизированную национальную традицию народов древнего Ирана и Турана. Он уже не претендовал на роль религиозного праздника (фактически став нейтральным к зороастризму, также как и к исламу и другим религиям), но набирал силу как народный праздник, элемент этнокультуры и выражения национальной и цивилизационной идентичности. В этом он чем-то напоминает Christmas – Рождество в западных странах, который, имея христианский исток, под влиянием времени и обстоятельств очень сильно видоизменился и секуляризировался.

Важно понимать Наурыз в контексте указанной исторической трансформации (т.е. очищения от зороастризма, приобретения известного исламского лоска, а также этнического колорита в зависимости от конкретного сообщества – иранской или тюркской, оседло-земледельческой или кочевой). Накануне провозглашения Советской власти Наурыз в казахском обществе оказался в состоянии тесной сращенности с мусульманскими, особенно суфийскими, обычаями. Во время праздника давали традиционные мусульманские "бата" (или "батика" - благословения), муллы читали Коран и пр. Поэтому идеологи Советов оценили его как "религиозный" праздник (либо поддерживающий ислам), и он был запрещен с 1926 г.

За годы государственной независимости Наурыз в Казахстане, как и в других республиках постсоветской Центральной Азии был активно возрожден, став неотъемлемым атрибутом, символом национально-культурного возрождения и одновременно – интеграции этносов и культур на основе общечеловеческих ценностей и идеалов. И все же мы нуждаемся в "новом прочтении" Наурыза, в окончательном оформлении современной концепции этого великого вечного праздника, закрепления и кристаллизации его притягательной, яркой духовной традиции (не ограниченной одними лишь народными гуляньями, играми и дастарханами, демонстрациями национальных костюмов и обрядов).

Ибо Наурыз, как мы поняли из исторического очерка, – это гибкий и самообновляющийся феномен нашей центральноазиатской цивилизации. И здесь главное – не переборщить: в сторону ли этнизации (тогда как праздник скорее наднационален и универсален, хотя и был в свое время детонатором этнического самосознания) или, наоборот, космополитизма, либо неуместной архаизации, подгонки нашего Наурыза под канувший в лету зороастризм, а то и абстрактную, нарочито усложненную, созданную в кабинетах книжную философию и пр.

Необходимо бережно относиться к исторической памяти и реконструировать именно тот живой Наурыз, его стержень, который был в нашей казахской традиции, в жизни наших прадедушек и прабабушек, воспет в песнях и поэмах акынов, закрепился в народных приметах и обычаях. Вместе с тем, по видимому, нельзя вовсе чуждаться общерелигиозной, духовной идеи Праздника (причем единой для всех религий) – идеи добра, примирения, прощения, покаяния, стремления к Небу, без которой праздник любого народа рискует превратиться в языческий балаган.

Наурыз в первую очередь всегда должен быть поводом для диалога, укрепления дружбы и интеграции между народами Центральной Азии, очищения сознания от примитивных этнических стереотипов, бахвальства, вражды. Наконец, Наурыз может и должен модернизироваться, идти в ногу со временем, глобальными вызовами и инновациями, быть в хорошем смысле этого слова современным и востребованным праздником.

Назира Нуртазина,

профессор КазНУ им. аль-Фараби

(Алматы, Казахстан)