В последнее время произошел ряд событий, связанных с Турцией, последствия которых в отдельных публикациях интерпретируются несколько однозначно. В одних из них, к примеру, утверждается о том, что правительство Р,Эрдогана раскалывает Ирак, в других – турецкое руководство, дескать, отказывается от проекта восстановления Османской империи, в третьих выдвигается, в частности, идея о новом витке сотрудничества Турции с Западом.

На наш взгляд, скорее всего, речь должна идти о том, что последние события в регионе формируют объективные предпосылки, все больше подвигающие турецкое руководство к осмыслению и переоценке внешнеполитического курса.

Прежде чем переходить к анализу этих предпосылок, необходимо напомнить о внешнеполитических приоритетах Анкары, которых она придерживалась до последнего времени. В основе этих приоритетов лежит геополитическая переориентация пришедшего в 2002 году к власти правительства происламской Партии справедливости и развития (ПСР) во главе с Р.Эрдоганом. Одни исследователи эту переориентацию объясняют идеологическими причинами, другие – великодержавными амбициями основателей и руководителей ПСР.

Сторонники идеологического подхода выдвигают следующий аргумент: опираясь на общественные настроения своих консервативных избирателей, исламистская ПСР проводит подчеркнуто идеологическую (иными словами, промусульманскую) антизападную политику, которая является антиподом "традиционной" стратегии республиканской Турции, опиравшейся на кемалистский секуляризм и "западный вектор" внешней политики Анкары. Для усиления этого аргумента, объясняющего "турецкий поворот", приводится растущее нежелание ЕС принять в свои ряды мусульманскую Турцию, что якобы ведет к усилению исламизма среди турецких элит.

Великодержавные амбиции, подразумевающие реанимацию имперских ценностей и идеалов, а по существу, строительство новой Османской державы, сыграли не меньшую роль в формировании ориентиров "новой" внешней политики, получившей название "нео-османизм". В концентрированном виде ее озвучил мининдел Турции А.Давутоглу, который открыто признался в том, что его страна проводит политику нового османизма. Есть наследие, которое оставила Османская империя. Нас называют новыми османами. Да, мы новые османы. Мы вынуждены заниматься соседними странами, и идем даже в Африку, - говорил он.

К вышеуказанным причинам и аргументам, объясняющим разворот нового руководства Турции, мы бы добавили еще и такой немаловажный фактор, как энергетический. Рядом с Турцией, остро нуждающейся в нефти и газе, расположены богатые этими ресурсами страны, могущие удовлетворять постоянно растущие ее потребности. Кроме того, турецкие власти, исходя из объективных преимуществ географического положения страны, всегда видели громадную выгоду от своего потенциального статуса основного транзитера углеводородных ресурсов Ближнего, Среднего Востока и Северной Африки в Европу. Р.Эрдоган взялся превратить это видение в практическую плоскость.

Исторический выбор, таким образом, был сделан в пользу регионального вектора, прежде всего арабских стран, хотя прежние правительства следовали завету основателя Турецкой Республики Кемаля Ататюрка, который предупреждал "держаться подальше от этого болота" ("bu batakliktan uzak durmaliyiz"). Причем, конструкторов возвращения Турции в регион, похоже, не интересовало, насколько они желанны в бывших колониях Ближнего Востока и Северной Африки.

Продуктивным, на наш взгляд, является рассмотрение перечисленных компонентов внешней политики – исламизма и нео-османизма – в единстве, не разрывая их друг от друга. Характерно отсутствие среди этих компонентов и такого важного составляющего, как тюркская солидарность, на которую так рассчитывали, в первую очередь, тюркоязычные республики бывшего СССР. Одним из первых к этому факту привлек внимание Тогрул Багиров, который отмечал, что самая большая опасность нынешнего нео-османизма заключается в том, что эта идеология нивелирует роль тюркизма, являвшегося стрежневым элементом кемализма. По его словам, идеи тюркизма повсеместно заменяются пресловутой исламской солидарностью, которая в течение почти полуторатысячной истории ислама так и остается недостижимой мечтой.

Причудливое сочетание исламизма и нео-османизма, с одной стороны насторожило традиционных партнеров Турции из числа западных государств, с другой, стало причиной противоречивого и непоследовательного внешнеполитического курса правительства Эрдогана, который наглядно проявился на ближневосточном, вернее арабском направлении – главного объекта приложения пресловутой геополитической переориентации. При этом главное противоречие состояло в том, что демагогически заявляя о претензиях на роль защитника обездоленных и угнетенных масс, Анкара, при этом, в первую очередь, начала сближаться с реакционными режимами Персидского залива.

Каковы же результаты возвращения "новых османов" на исторические земли Османской империи, принесло ли оно реальные политические и экономические дивиденды? Это, прежде всего, сведение практически до нуля отношений с Израилем (стратегическим союзником Анкары на протяжении последних десятилетий) после нашумевшего выпада Эрдогана против израильского президента Ш.Переса в Давосе в январе 2009 года и попытки прорыва турецкими судами израильской блокады сектора Газы в мае 2010 года. Эти эффектные ходы принесли на короткое время популярность Эрдогану среди арабской улицы. Однако, начавшаяся затем "торговля" с Израилем по поводу размера компенсации потерь турок от этой неудавшейся попытки, как цены за нормализацию отношений, показала и другую сторону подхода Анкары в палестинском вопросе.

Наиболее наглядно продемонстрировали разочарование и потери Анкары события т.н. арабской весны, которую рьяно приветствовали архитекторы нео-османизма. Вместе с тем, бурное и неоднозначное развитие событий в странах, захлестнувшихся революциями и свержениями режимов - Тунисе, Ливии, Египте - внесло сильный разброд в арабском мире, прежде всего среди правящей элиты. Это обстоятельство затруднило "ориентирование на местности" турецким дипломатам в сложных условиях непредсказуемости ситуации. Не помогло делу и, состоявшееся вслед за этими событиями, турне Эрдогана по этим странам, где его бурно приветствовала толпа. Однако, восторг быстро прошел так как хорошо известно, что настроение масс переменчиво. Кроме того, в отличие от "улицы" политическая элита в арабских столицах традиционно всегда с недовериям относилась к любому режиму в Анкаре. К тому же суннитским авторитетам Мекки, Каира и других религиозных центров Ближнего Востока вряд ли нужен был новоявленный конкурент в борьбе за влияние в исламском мире.

Расчеты на использование последствий арабской весны в собственных интересах обернулись для Анкары новыми проблемами, в первую очередь в связи с Египтом. Смещение военными после короткого пребывания в Каире у власти "Братьев мусульман", поддерживаемых Анкарой не только морально, но и материально (в печати называлась сумма помощи в 1 млрд.долл.), оказалось холодным душем для Эрдогана. Ему ничего не оставалось, как начать резко критиковать египетского генерала Абдель Фаттаха аль-Сисси за "антиконституционный переворот" и преследования "Братьев-мусульман". Новый режим в Каире, в свою очередь, обвиняет турок во вмешательстве во внутренние дела Египта: сотрудничество с Анкарой заморожено, турецкий посол выслан из страны. В ответ – египетский посол покинул Анкару. Две страны фактически стоят на грани разрыва дипотношений.

Обострение турецко-египетских отношений бумерангом бьет и по, сложившемуся в свое время по конъюнктурным соображениям, треугольнику взаимодействия в регионе Саудовская Аравия - Катар – Турция. Расхождения первых двух относительно событий в Египте, поддержка саудитами военного режима в Каире негативно отражается на турецко-саудовских отношениях. В саудовских СМИ уже идет критика высказываний и угроз Эрдогана в адрес египетских военных.

Но наибольший вред турецкому премьеру, по справедливому мнению многих экспертов, нанесла безоглядная поддержка антиасадовской вооруженной оппозиции в Сирии, финансируемой консервативными арабскими режимами, главным образом Катаром. Б.Асад давно раздражал суннитские нефтяные монархии Персидского залива тем, что является союзником шиитского Ирана – их злейшего врага. Присоединение Турции к этому хору противников Асада, с которым до последнего момента у Эрдогана были хорошие отношения (Эрдоган даже называл Асада братом), многим показалось неожиданным. Однако, претензии на региональное лидерство в рамках нео-османизма, а также энергетические аппетиты Анкары, многое объясняет. Судя по некоторым высказываниям в арабских СМИ, Анкаре, прежде всего, открылась возможность, сулящая большие выгоды, по доставке катарского природного газа в Европу. Между Турцией и Катаром стоит Сирия, нынешний режим которой противится прокладке трубопровода для катарского газа по своей территории. Как видим, ларчик открывается просто.

Между тем, ситуация в Сирии по сегодняшний день развивается не по турецкому сценарию. Россия с самого начала этого конфликта дала понять, что не позволит ему разрешиться по ливийскому варианту. Совместно с Пекином Москве удается предотвращать широкое международное вмешательство в сирийские дела, что не позволяет заинтересованным сторонам сменить режим в Дамаске. Последние инициативные предложения российского руководства, о которых напомнил В.Путин на встрече с Эрдоганом в Санкт-Петербурге в ноябре 2013 года, увеличивают шансы мирного урегулирования этого конфликта. Конференция Женева-2, которую предполагается провести в январе будущего года, по словам Путина, должна стать важным этапом на этом пути. При этом В.Путин особо подчеркнул, что эту конференцию поддерживает и президент Сирии, с которым у него после долгого перерыва состоялся телефонный разговор. Тем самым, российский президент дал понять, что Б.Асад остается реальной политической силой.

Но судя по всему, такое развитие ситуации в Сирии нисколько не смущает нынешних правителей Турции, которые с упорством, достойным лучшего применения, продолжают подыгрывать Катару. Так, по сообщениям британской The Daily Telegraph, в Анкаре при посредничестве Турции и Катара члены сирийских исламистских группировок провели переговоры с представителями западных государств. Примечательно то, что на этой встрече присутствовали и боевики недавно созданного альянса "Исламский фронт", цель которого - создание в Сирии исламского государства. Маневрирование между разношерстными исламистскими группировками, поиск наименьшего зла среди них стало главным занятием западной дипломатии, совместно с турками и катарцами, по выходу из сирийского кризиса. Вслед за этим мероприятием в Анкаре, в начале декабря Эрдоган побывал с однодневным визитом в столице Катара – Дохе, где состоялись его переговоры за закрытыми дверями с эмиром Т. Аль-Тани. Несмотря на скудную информацию в СМИ, нетрудно предположить, что стороны обсуждали, прежде всего, сирийский вопрос.

Для полноты картины необходимо затронуть и турецко-иракские отношения, которые во многом из-за конъюнктурного подхода Анкары, находятся в напряженном состоянии. Здесь две главные причины – непринятие Багдадом вмешательства Турции во внутренние дела Сирии и активные экономические, а в последнее время и политические, отношения Анкары с Курдским автономным районом Ирака в обход центрального правительства, что вызывает естественное раздражение в Багдаде. Анкара пытается играть на курдском "нефтегазовом поле" Ирака в условиях слабости центра с целью ускорить экспорт нефти и газа с автономного региона в Турцию и далее на мировые рынки. При этом, словесные заверения Анкары в отсутствии намерений в реализации энергетических сделок с курдами без согласия Багдада и предложения о посредничестве между ними пока не удовлетворяют последнего. Планам Турции может помешать снятие международных санкций с тесного союзника Ирака - Ирана в связи с договоренностями по его ядерной программе, транзитные возможности которого значительно укрепят позиции Багдада в энергетическом торге с Анкарой.

Таким образом, наряду с ухудшением отношений с рядом стран, Турция столкнулась на региональном направлении с комплексом трудноразрешимых, затянувшихся проблем, начинающих принимать хронический характер. Достижения турецкой дипломатии на этом направлении оказались ничтожны. Практически кроме Дохи у Анкары не осталось тесных отношений с большинством арабских стран. Вместе с тем, Турция, главным образом, нужна Катару как перевалочный пункт для доставки газа в Европу и то в случае, если удастся посадить марионетку в Дамаске. Катар, обладающий большими запасами природного газа, давно стремится составить конкуренцию главному поставщику этого сырья на европейские рынки – России. В этом смысле Турцию с большой натяжкой можно назвать стратегическим партнером России, как это пытаются представить большинство российских экспертов и даже отдельные представители правящих кругов в Кремле.

По мнению некоторых наблюдателей, турецкая элита осознала, что путь на Арабский Восток для нее закрыт, и она сейчас подумывает о возвращении на Запад. Делается ссылка на статью мининдел Турции в журнале Foreign Policy, в которой он пытается сформулировать прагматичную внешнеполитическую идеологию, призванную заменить нео-османизм, рассуждает о новом витке сближения с Западом, возвращается к идеям евроинтеграции.

Мы бы не делали таких категорических выводов. Подобного рода публикации часто выполняют функцию пропагандистской "разводки", пробных шаров для внутреннего, а в данном случае, внешнего потребления. Да и готов ли Запад поверить в искренность нынешнего режима в Анкаре, который потерял ближневосточные ориентиры из-за своей близорукой политики и продолжает упорствовать по отдельным проблемам? Ведь за время "плавания в арабском море" турецкий корабль управлялся не западными лоцманами. И не Запад был инициатором переориентации эрдогановской Турции на ближневосточное направление. Причиной этого, как мы уже отмечали в самом начале, послужил симбиоз гегемонистских устремлений и исламских предпочтений консервативной, религиозно настроенной части турецкого общества, которому не давали покоя мысли о былом имперском величии страны. На Запад можно только возложить ответственность за то, что он вовремя не указал правящему режиму в Анкаре его настоящее место и не предостерег от попыток наращивания своего влияния в арабском мире.

Итак, сама жизнь заставляет "новых османов" менять декорации по ходу действия. Что стоит за этим – очередной конъюнктурный расчет или серьезные намерения по смене курса – покажет время. Очевидно одно: от того, насколько прагматическая внешнеполитическая идеология, о которой рассуждает турецкий министр на страницах американского журнала, реально претворится в практические дела, будет зависеть не только стабильность в регионе, но и в самой Турции, где опрометчивая и однобокая внешняя политика нынешних властей внесла глубокий раскол в обществе.

Кямран Агаев, независимый аналитик и журналист.

Москва