Некоторое время назад, мой товарищ из-за уральских гор, попросил меня принять участие в международном литературном конкурсе "СССР-2091" - в качестве "распределителя призов". Хорошим людям отказывать неправильно, и я согласился. Тем более что сайт, на котором проходит этот народный конкурс, так и называется - "За СССР".
Один из первых моих вопросов был: "А есть ли рассказы о Средней Азии?". Такие рассказы нашлись в архиве конкурса, два из них я представлю в завершении заметки.

Я стал вспоминать, а что было из литературного общего у России и Средней Азии. И вспомнил Анну Андреевну Ахматову – эвакуированную осенью 1941-го года с дистрофическими отеками из Ленинграда в Ташкент.
Вот из воспоминаний Ахматовой: "В те жесткие годы в Узбекистане можно было встретить людей едва ли не всех национальностей нашей страны. На одном заводе или на одной съемочной площадке вместе работали русские и белорусы, молдаване и украинцы, поляки и узбеки, литовцы и греки, курды и болгары. А сколько детей-сирот из захваченных немцами республик обрели своих новых родителей в Средней Азии! В Узбекистане, например, и без того многодетные семьи, но и они усыновляли, удочеряли русских, белорусских, украинских, молдавских, польских, греческих сирот, давали приют беженцам, делились с ними последним куском хлеба, сахара, последней пиалой плова или молока. Хочется верить, что этого никто никогда не забудет..."

Забыли мы это Анна Андреевна, все забыли, превратились в Иванов родства и добра не помнящих!
Вот еще очень показательный кусочек жизни Ахматовой в эвакуации, из воспоминаний Светланы Сомовой (часто общающейся с Ахматовой ташкентки): "Базар жил своей жизнью - чмокали верблюды, какой-то старик в чалме разрезал красный гранат, и с его желтых пальцев капал красный гранатовый сок. К Ахматовой прислонился рваный мальчонка с бритвой, хотел разрезать карман. Я схватила его за руку, прошептала: "Что ты? Это ленинградка, голодная". Он хмыкнул. А потом снова попался навстречу нам. Привязался, надо бы сдать его в милицию. Но он протянул Ахматовой румяный пирожок в грязной тряпке: "Ешь". И исчез. "Неужели съесть?" - спросила она. "Конечно, ведь он его для вас украл..." Кажется, никогда не забуду этот пирожок, бесценный дар базарного воришки".

В этом небольшом, но очень ярком эпизоде с базарным воришкой есть на мой взгляд яркое сходство России и Средней Азии – буду голодный сам, но последнее отдам тому, кто нуждается больше.
Вот из ташкентских стихов Ахматовой…

Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной.
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.

Вот такая она – Ахматова и Азия. Я конечно не Анна Андреевна, но попробую вспомнить юность (когда-то давным-давно писал романтические стихи), не все же в прозе, надо иногда и в стихотворную форму облечь свою точку зрения.

Русь и Восток.

Из стали славяне - из стали Восток,
И с первого шага был общий исток.
Мы бились с врагами под неба шатром,
За лес берендеев, за степь - отчий дом.
Но страх затаили и злобу враги,
Сирены Европы запели сладки.
И Русь, с подозреньем взглянув на Восток,
Сказала: "Забудьте наш общий исток!".
Но морок исчезнет - уйдет злая мгла.
Мы вспомним былое, ведь предки не зря,
Сражались все вместе за степь и леса.
Русь снова свой лик повернет на Восток,
И вновь нам откроется общий исток.

А напоследок два небольших рассказа из архива конкурса - автор Чолакова.

Ата-джон, айя-джон…
(Дорогой папа, дорогая мама…)

История многонациональной страны в лицах и судьбах людей.

На нашей улице детства, протянувшейся вдоль всего небольшого узбекского городка, проживали люди самых разных национальностей. Откровенно, все люди были доброжелательные и открытые...
Соседями справа была семья уйгуров, потом этот дом купили корейцы. Соседями слева была большая узбекская семья. Соседи за ними – русско-немецкая семья, за ними жили татары, а за ними жили любимые всеми соседи – дядя Ваня и тетя Аня. Анна Ивановна (Анна Ванна) – так уважительно называли эту женщину…

Эту семью любили безмерно все на нашем отрезке улицы. Всякий раз, когда Иван Афанасьевич или Анна Ивановна возвращались вечером домой с работы, играющая у домов детвора гурьбой бежала им навстречу. Сопровождали до самой калитки. Если в этот день дядя Ваня бывал навеселе, так он еще и громким басом затягивал фронтовые песни, подзадоривая узбекских ребятишек, особенно девочек: "Играй, играй, рассказывай тальяночка сама, о том, как черноглазая свела с ума..!"

Друг о друге люди здесь знали почти все. Вот - семьи депортированных татар, корейцев, немцев. Вот - семьи эвакуированных из центральных областей России, Поволжья, Украины во время Великой Отечественной войны. Вот - семьи узбеков, казахов, уйгуров, таджиков - сельских жителей, приехавших в военные годы в этот городок на строительство Фархадской ГЭС. Собственно, Фархадский канал копали вдоль многочисленных хлопковых полей и кишлаков, куда и выводили дехкан на работу. Следом за стройкой шли и люди. Так в городке, где ГЭС возводили, все семьями и остались жить в далекие 1940-1950-е годы.

Мы знали, что у Анны Ивановны и дяди Вани был когда-то сын. Он погиб во время войны. Иван Афанасьевич был тогда на фронте. Фашисты подходили все ближе к их родному городу Ростову и людей эвакуировали в Среднюю Азию. Анна Ивановна с малышом своим ехала в одном из таких товарных поездов. Но во время бомбежки людей и вагоны разбросало. Среди погибших был ее мальчик. На стройку ГЭС тетя Аня приехала уже без сына. И еще все знали, что у любимых дяди Вани и тети Ани есть еще один сын. Он живет в Ташкенте.

А история этого мальчика была такова.

До конца войны работала Анна Ивановна поваром в рабочей столовой на строительстве ГЭС. Кормили людей в три смены. Строительство не останавливалось ни на минуту. Стране нужно было электричество для работы военных заводов. И здесь же, у столовой, бегал десятилетний мальчик-узбек. Сирота. Люди его подкармливали, он и жил в землянках с рабочими. Анна Ивановна очень жалела ребенка. Старалась потеплее его одеть, потихоньку от начальства прятала тарелку супа, чтоб ребенку украдкой принести… А когда вернулся с фронта дядя Ваня, он нашел свою жену в далеких от Ростова краях. Тут она и попросила мужа усыновить маленького Алишера. Муж не был против.

Так и вырос Алишер красивым и умным с приемными родителями, называя их: "Ата-джон! Айя-джон", - что в переводе с узбекского означает: "Дорогой папа, дорогая мама…" А то и просто называл их ласково по-русски: "Мама, папа..!" Поступил парень после школы в университет, затем женился. Но часто приезжал в городок родителей навещать. Летом затевал в доме, где вырос, ремонт. А девочка Рано – внучка Анны Ивановны – помогала ему. В такие дни вечерами, после дневных работ, собирались у них во дворе соседи за дружным столом. Анна Ивановна вкусно готовила и всегда рада была угощать людей, а дядя Ваня, сидя во главе стола, пел своим шаляпинским басом фронтовые песни: "Казаки, казаки, едут-едут по Берлину наши казаки!".

Дед Мороз в тюбетейке.

(Празднику Великой Победы посвящается рассказ-быль...)

Уж так получилось, что в моем детстве самый первый, "детсадовский", Дед Мороз был очень необычный! Это был Кар-Бобо. ("Снежный Дед" в переводе с узбекского). А дело было так.
Мои родители тогда работали специалистами в одном из узбекских кишлаков-колхозов. Я посещала кишлачный детский сад, где моя мама была заведующей. Помню, как мы любили наших двух молоденьких девушек - воспитательниц из города. Как они всегда были красивы и нарядны, эти две русские девушки. Затейницы необычные! А еще в детском саду жил в своей сторожке, отдельно от всех групп, дедушка узбек. Он был не только сторожем, дворником, истопником, но и мог на своем ослике для детского садика подвозить продукты из магазина. Во время прогулок на детской площадке самые бойкие ребятишки даже заглядывали к дедушке - сторожу в каморку, чтоб посидеть на его обшарпанной табуретке или отломить со стола кусок его сухой лепешки. Бобо (по- узбекски "дедушка") никогда на детишек не сердился и дверь в его сторожке никогда на замок не закрывалась. А еще наш детсадовский Бобо ходил всегда в чапане и на груди у него была приколота медаль "За отвагу", полученная в годы Великой Отечественной войны. Как мы, малыши, понимали, что он когда-то на войне был ранен и вернулся домой с этой медалью. Все знали, что у Бобо были и дом, и дети, и внуки. Только сын его был беспробудным пьяницей, оттого и жил Бобо от своих отдельно, в детском саду уже долгие годы.
Так вот. Наши молоденькие воспитательницы ближе к зиме начали к новогодним праздникам разучивать с детишками песенки, стишки, танцы. Помню, как в один из вечеров я помогала наряжать елку в зале. Дедушка - Бобо и завхоз Сервер приколачивали (крепили) лесную красавицу к полу. Тогда, в шестидесятые годы, да еще в далеком местечке Мирза-Чульских вечных азиатских степей, где зимы и снега-то не было, поверьте, все это выглядело довольно необычно.

И вот утренник с лесной красавицей начался. Все дети, мамы, бабушки, тетушки-гости расселись по детским стульчикам в ожидании. А, надо сказать, что я видела минутами раньше, как молоденькие воспитательницы переодевались, одна - в Деда Мороза, а другая - в Снегурочку. Вот наступает момент прихода на утренник Дед Мороза. Мы слышим тяжелые удары посоха, низкий голос "кого-то" за дверью и входит в шубе, в белой шапке и т.д. нечто необычное с мешком, с толстой палкой, а рядом - белая девушка тоже в шубке... Дети - одни притихли, а другие перепугались, стали плакать и разбегаться, прятаться за своих мам, поскольку это выглядело так, вот как бы мы с вами на празднике увидели бы марсиан с палками, мешками и в "дутой" белой одежде... Ведь мороза, снега за окнами не было в тех краях, и мир малышей формировался без этой стороны жизни для нас, нынешних, очевидной (телевизор тогда еще был большой редкостью). Потому и перепугались ребятишки - узбечата, татарчата, корейчата этого "пришествия незнакомцев". Успокоить детей долго не удавалось, пока девушки-воспитательницы не удалились в свою "гримерную". Детский праздник мог сорваться окончательно. Тогда одна из них побежала в сторожку к Бобо. Тот отдыхал на лежанке под треск поленьев в печке-буржуйке. Она уговорила Бобо одеть наряд Деда Мороза, а сверху накинула ему чапан с орденом на груди. Усы, бороду наложила на его лицо, а вместо шапки оставила тюбетейку. Так, со словами "Ассаламу аллейкум!" Кар-Бобо вновь открыл двери в праздничный новогодний зал и вошел торжественно, представив публике свою Снегурочку-Кизым тоже уже без шубки, с косой через плечо и с короной на голове. Всем такое преображение очень понравилось.

Праздник продолжился с песнями и хороводами вокруг елки. Кар-Бобо был немногословен, но отличала его одна особенность: каждому ребенку, когда он вручал конфеты или подарки, он лично пожимал малюсенькую его ладошку, и выглядело это как вручение награды! За стишки и песенки благодарил трогательно детишек: "Рахмат!", что прибавляло нам гордости за полученную похвалу от Кар-Бобо с медалью на груди.
Долго потом в колхозе люди рассказывали и смеялись, как детишки перепугались Деда Мороза, и воспитателям пришлось сторожа посадить под елку, чтоб праздник новогодний провести. А я запомнила своего первого в жизни Деда Мороза именно таким: наполовину Дед Мороз - наполовину Кар-Бобо с медалью на груди "За отвагу".

Вот такая она, литературная Средняя Азия.

Источники:
http://www.akhmatova.org/bio/hronika.htm
http://www.akhmatova.org/articles/tatarinova.htm
http://e-samarkand.narod.ru/Akhmatova.htm
http://konkurs2091.zasssr.info/
http://konkurs2091.zasssr.info/node/32
http://konkurs2091.zasssr.info/node/31

Эрик Ханымамедов, гор. Волгоград