Текст выступления исполнительного директора АНО "Центра политических технологий "ПолитКонтакт"" А.Медведева на международной конференции "Вызовы и угрозы для региональной безопасности на Ближнем Востоке и Кавказе: внешние факторы и внутренние противоречия"

Анкара, 8-9 сентября 2015 года

Значение масштабных газотранспортных проектов выходит далеко за рамки экономики. Для экспортеров природного газа европейский рынок является одним из важнейших, наряду с поставками природного газа в Китай, Индию, Пакистан, Японию, Южную Корею, ряд других стран Юго-Восточной Азии, которые из-за угрозы энергетического дефицита могут и зачастую сталкиваются с факторами, сдерживающими их экономическое развитие. Выбор маршрутов транспортировки определяется не только экономическими, но и геополитическими соображениями, которые зачастую выходят на первый план.

Очевидно, что реализация международных газотранспортных проектов зачастую осуществляется не столько в интересах экспортеров энергоресурсов и в рамках конкуренции на рынках его сбыта, сколько в соответствии с планами и расчетами глобальных геополитических игроков, прежде всего, США. Вашингтон стремится установить контроль над стратегическими маршрутами транспортировки углеводородов, пытаясь таким образом получить дополнительные преимущества в отношениях с ЕС, Россией, и Китаем. Поэтому любые газопроводные проекты сопровождаются их чрезмерной, зачастую искусственной политизацией.

Яркими подтверждениями данного тезиса являются застопорившиеся в реализации такие проекты как Транскаспийский газопровод (ТКГП), проект "Набукко". На мой взгляд, эти проекты следует рассматривать не столько как газотранспортные экономически обоснованные, сколько как геополитические инструменты, используемые внерегиональными силами (включая ТНК) с целью недопущения наращивания неконтролируемых ими поставок природного газа в Европу. Ситуации вокруг "Южного потока" и газопровода из Ирана в Пакистан также правомерно признать в качестве доказательств вмешательства внерегиональных игроков в экономические интересы продавцов и покупателей энергоресурсов.

На наш взгляд, социально-политическая дестабилизация Украины, через которую шел основной поток российских углеводородов, оказалась весьма эффективным средством для создания острых противоречий между Россией и ЕС. Представляется, что события на Украине направлены одновременно и против России, и против франко-германского ядра Европы, а так же таких стран "Старого Света" как Италия и Испания. Сегодня для США абсолютно неважно насколько частей Украина в итоге распадется – важно, что в результате долговременного хаоса заставить европейцев отказаться от энергетического сотрудничества с Россией и заставить платить за поставки энергоносителей либо из США, либо через подконтрольных им сателлитов.

Думается, что текущую ситуацию на Украине можно будет со временем спрогнозировать и в Турции, которая благодаря своему уникальному положению, как страна тесно связанная с ЕС и потенциально мощными поставщиками природного газа, получила возможность существенно повысить свою роль в глобальной экономической системе. Реализация этой перспективы напрямую связана с превращением Турции в страну, обеспечивающую экспортерам природного газа выход на европейский рынок (как, предоставляя транзитные услуги, так и посредством реэкспорта).

Партия справедливости и развития приступила к проведению курса, направленного на превращение энергетики в средство для повышения уровня экономического развития и решения социальных проблем, сразу же после своего успеха в ноябре 2002 года.

Представляется важным подчеркнуть, что эта политика стала важнейшей составляющей альтернативы стабилизационным мерам, которые навязывал МВФ. Причем предложения МВФ противоречили самой сути Турецкой Республики, которая согласно Конституции является социальным государством. Показательно, что в 2010 году турецкое правительство отказалось от продолжения кредитного сотрудничества с МВФ, доказав эффективность избранного курса, продемонстрировав свою возросшую экономическую самостоятельность и стремление отказаться от каких бы то ни было форм внешнего контроля.

Сегодня Турция стремится посредством превращения страны в международный энергетический узел повысить влияние Анкары на глобальные процессы в сфере транспортировки природного газа, гарантировать свою экономическую самостоятельность, резко повысить инвестиционную привлекательность, в том числе и в сферах, не связанных напрямую с энергетикой.

Благоприятная почва и серьезные предпосылки для этого есть: нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан и газопроводы Баку – Тбилиси - Эрзурум и Турция-Греция, прежде всего, призваны обслуживать международные проекты. Турция также планирует построить в своих портах Измир и Джейхун по меньшей мере три терминала по получению сжиженного природного газа, которые смогут получать топливо отовсюду, в том числе из Катара. К примеру, терминал в Измире ежегодно готов принимать из Египта более 7,5 млрд. куб. м газа.

Стратегия ЕС на снижение зависимости от российского газа носит долгосрочный характер. В 2015 году была представлена концепция Европейского энергетического союза, в которой ставка делается на Норвегию, Азербайджан, Туркменистан, Казахстан, Иран, Ирак, ряд других государств Ближнего Востока и Северной Африки. Для стран ЕС видится перспективной диверсификация маршрутов поставок газа из Ирака, Ирана, Азербайджана, Туркменистана, большинство которых, судя по всему, наиболее экономически обосновано прокладывать в ЕС через турецкую территорию.

Таким образом, Турция, действительно имеет шанс стать крупнейшим газотранспортным хабом для Евросоюза. С одной стороны, это позволит крупным газодобывающим странам сохранить свое присутствие на европейском рынке, с другой, - дополнительно усилит зависимость ЕС от Турции как важнейшего транзитера и реэкспортера.

В целом можно сказать, что долгосрочные амбиции Турции, нацеленные на то, чтобы постепенно трансформировать роль импортера энергетического сырья в статус одного из основных субъектов мировой энергетической политики могут вполне реализоваться. Осуществить это возможно за счет максимального использования преимуществ своего географического положения и аккумулирования на своей территории энергоресурсов из целого ряда стран региона. В этих целях Анкара даже, скорее всего, не станет возражать против признания независимости курдов после распада Ирака, при условии, что их нефть и газ пойдут на экспорт в ЕС через территорию Турции, которая в складывающейся ситуации является единственно возможным маршрутом. В случае нормализации отношений США и ЕС с ИРИ не исключается реанимация проекта "Набукко", и за счет этого турецкий энергетический транзит может стать еще более востребованным.

Однако, как мною было сказано в первом выступлении, не следует забывать, что в обозримом будущем США и глобальные игроки в лице ТНК напрямую заинтересованы в том, чтобы получить контроль над основными маршрутами доставки углеводородов на европейский рынок. Выше я упоминал франко-германское ядро Европы, а также Италию и Испанию. Но список европейских стран, ставших заложниками геополитических игр, связанных с газопроводными проектами этим не ограничивается. Наглядный пример – Греция, которая не может сегодня обсуждать с Россией получение кредита на продолжение по своей территории "Турецкого потока" без согласия кредиторов из ЕС. Страны Центральной и Восточной Европы также надеялись, что в XXI веке настанет эпоха демократического мира, однако их внутренняя демократизация (которая, кстати, так и не смогла победить коррупцию) не оказала какого-либо влияния на демократизацию их внешней политики и международных отношений. В этом плане пример Болгарии, из-за позиции которой российским руководством было принято решение отказаться от строительства "Южного потока", весьма характерен.

На мой взгляд, ожидания Турции дивидендов от проектов в энергетической сфере, направленных на рост реэкспорта, транзита и производства энергоресурсов являются чрезмерно оптимистичными. В своих национальных интересах эти проекты удастся использовать для повышения международного экономического влияния Турции только в том случае, если они останутся исключительно в экономической плоскости, что на сегодняшний день представляется возможным, но крайне сложным.

Нужно отметить, что Турция проводит взвешенную внешнюю политику, которая тесно переплетена с ее собственными прагматическими экономическими интересами. Отказ Турции от роли "фланговой страны" периода "холодной войны" и стремление сформулировать геополитическую роль Турции как "центрального государства" для Балкан, Черноморского региона, Ближнего Востока и Средиземноморья является очевидным. Но очевидно также и то, что способность нынешнего турецкого руководства сочетать членство в НАТО с отстаиванием собственных национальных интересов посредством независимой внешнеполитической линии раздражает США.

В этом плане недавние усилия протестировать очередную "цветную революцию" на площади Таксим в Стамбуле – наглядны. На ослабление турецкого руководства были направлены обвинения в коррупции, в распространении которых открыто участвовали внешние игроки. Попытки пошатнуть извне позиции Р.Эрдогана пока провалились, но для изменения баланса политических сил внутри страны в ходе предстоящих выборов, могут быть снова вновь использованы аналогичные методы. Цель внешних сил остается неизменной: от Турции добиваются, чтобы экономическая прагматика уступила место внешнеполитическим соображениям.

Я уже говорил в первом выступлении, что не стоит забывать, что Турция в 2011 году перешла на сторону противников Б.Асада в основном вследствие давления со стороны США и под влиянием Франции, стремившихся укрепить свои позиции в регионе. Анкара рассчитывала, что реализация внешнего сценария, связанного с устранением сирийского президента, принесет ей ощутимые геополитические выгоды. После того, как президент США Б.Обама 18-го августа 2011 года впервые открыто заявил о том, что Б.Асад должен покинуть свой пост, в Анкаре решили, что дни сирийского президента сочтены, и что отныне надо содействовать сирийской оппозиции.

С одной стороны, участвуя в разжигании и накале обстановки в Сирии и Ираке, Турция надолго отложила реализацию проекта газопровода "Иран – Ирак – Сирия – Ливан", который также называют "шиитским" газопроводом. Параллельно с этим, Турция пыталась добиться того, чтобы иракская нефть поставлялась на международные рынки через турецкую территорию (сейчас она не может поставляться через территорию Сирии, так как в этой стране ведется война). Ранее центральное правительство Ирака заявляло, что не исключает поставки нефти на международные рынки через другие пути "Ирак – Сирия – Ливан" и "Ирак – Иордания - Израиль", которые оставляют Турцию вне игры. И пока Сирия и Ирак находятся в состоянии гражданской войны, Турция спешит решить эти два энергетических вопроса в свою пользу.

Однако, с другой стороны, участие Турции в американском геополитическом проекте создало угрозы для внутренней стабильности, обострило взаимоотношения со странами региона, усилило конкуренцию Турции с другими государствами, пытающимися выйти на рынок Евросоюза.

Как мне представляется, со стороны российского руководства нет никаких возражений против того, чтобы Турция стала значимым игроком на европейском энергетическом рынке. Более того, учитывая, что под давлением США сейчас происходит свертывание сотрудничества между странами ЕС и Россией, в том числе в энергетической сфере, по всей видимости, Москва может только приветствовать усиление Турции, которая рассматривается Россией в качестве надежного и доброжелательного партнера. Однако нельзя закрывать глаза на то, что существуют определенные аспекты энергетической политики Турции, которые явно не соответствуют российским интересам.

Прежде всего, Россию не может устраивать стремление Турции сознательно завышать перспективные потребности внутреннего рынка. В этой связи хотелось бы обратиться к опыту "Голубого потока", который навряд ли можно назвать во всем положительным. Необходимо напомнить, что "Голубой поток" был построен после достижения договоренности с турецкой стороной об объеме и стоимости поставок сырья в течение 25 лет. Однако затем в процессе реализации проекта, переоценив потребности собственного рынка в природном газе, турецкая сторона в одностороннем порядке снизила законтрактованные импортные объемы, и соответственно, выплаты российской стороне, что серьезно увеличило сроки окупаемости столь капиталоемкого проекта.

То есть стало очевидным, что Турция сознательно стремилась завысить перспективные показатели внутреннего потребления природного газа. Например, 28 января 1999 года турецкая компания "BOTAŞ" провела презентацию материалов, отражающих перспективность рынка этой страны для туркменского газа. По представленным тогда данным внутреннее потребление природного газа в Турции к 2020 году должно вырасти до 85 млрд. куб. м. в год, а к 2010 году превысить 50 млрд. куб. м. По факту: в 2010 году Турция потребила около 39 млрд. куб. м. природного газа. При этом по действующим (!) на 2010 год газопроводам, по действующим (!) контрактам в Турцию были готовы поставить:

- Россия (по Балканскому газопроводу и "Голубому потоку") – 30 млрд. м3;

- Иран – 10 млрд. м3;

- Азербайджан – 6,6 млрд. м3 ; (в 2010 году реально поставил 4,5 млрд. м3);

- Алжир и Нигерия (сжиженный газ в эквиваленте) – 16 млрд. м3.

То есть к 2010 году Турция "перезаконтрактовалась" более чем в 1,6 раза!

Сегодняшний нижний прогноз внутреннего потребления газа на турецком рынке на 2020 год – 45 млрд. м3 , при этом – до 2020 года законтрактовано 58 млрд. м3. Верхний – не более 60 млрд. м3 (даже с учетом бурного развития электроэнергетики и бурного расцвета коммунально-бытового сектора). С учетом наблюдающегося в Турции экономического спада, верхний показатель не сильно вырастет. Но также очевидно, что Турция продолжит завышать "перспективные" уровни внутреннего потребления, а также – сознательно "перезаконтрактовыться" в целях создания переизбытка предложения на внутреннем рынке. Затем добиваться от поставщика наиболее выгодных для себя условий.

Стоит также учитывать, что топливно-энергетический баланс Турции строится не только из расчета потребления природного газа - есть еще и уголь, и перспективы строительства трех АЭС, электроэнергия от которых пока не понятно – подомнет газовый или угольный сегмент энергобаланса.

По моему мнению, для Турции стремление повысить свою значимость (в качестве энергетического коридора, и в качестве реэкспортера природного газа), и при этом, оглядываясь на чужие (инициируемые внерегиональными игроками) геополитические проекты, может завести страну в тупик и пагубно отразиться, в том числе на ее экономических перспективах. Турции они могут особенно дорого обойтись, поскольку лишат ее возможности воспользоваться доверительными отношениями со странами-соседями, являющимися экспортерами энергоресурсов.

Кроме того, существует угроза того, что Анкара пытается обострить конкуренцию между экспортерами энергоресурсов, "столкнуть лбами" экспортеров природного газа на своей территории. Если такие намерения есть, то они безусловно станут препятствием для построения доверительных отношений.

Тем не менее, для России сохранение и дальнейшее развитие энергетического союза с Турцией представляется важным. Сотрудничество Газпрома и Bоtas по "Турецкому потоку" не нарушает директивы и регламенты Евросоюза, поскольку Турция не является его членом. "Турецкий поток" наиболее значим для девяти стран Юго-Восточной Европы (входящих в ЕС Греции, Болгарии Румынии, Словении, Хорватии, ассоциированных с ним Сербии, Черногории, Македонии, Боснии и Герцеговины), а также трех стран Центрально-Восточной Европы (Венгрии, Чехии и Словакии).

Однако вопрос заключается в том, позволит ли характер политических отношений Турции с Западом предоставить России взаимовыгодные возможности. По всей видимости, чрезмерно переоценивать перспективы "Турецкого потока" не стоит потому, что является очевидным, что энергетические планы Турции не делают ставку исключительно на дальнейшее развитие взаимовыгодного и добросовестного сотрудничества с Россией в газовой сфере. Турция основные перспективы связывает с другими странами, обладающими запасами углеводородов, а роль России, по всей видимости, в качестве поставщика энергетического сырья рассматривается в будущем как стабильная, но без заметного потенциала роста.

Мне представляется, что российское руководство рассчитывает изменить подобную тенденцию и нарастить объемы сотрудничества не только в сфере транспортировки и продажи углеводородов, но и в других областях сотрудничества в сфере энергетики. Понятно, что реализация этих планов предполагает всестороннее российско-турецкое сближение, как экономическое, так и внешнеполитическое, и Москва готова к проведению соответствующего курса.

Это в свою очередь вызывает раздражение со стороны руководства США и ЕС, которые хотели бы осложнить взаимодействие России и Турции, разжигая противоречия между Анкарой и Москвой, как по сирийской проблеме, так и, особенно в последнее время, в связи с украинским кризисом. Декабрьский визит В.Путина в Турцию и ситуация с "Южным потоком" не только вывели российско-турецкие отношения на новый уровень, но и вызвали раздражение у тех, кому не нравятся подобные планы.

Все это несет большие риски для развития российско-турецкого сотрудничества в энергетической сфере. По всей видимости, российско-турецкие отношения в ближайшее время будут подвергнуты внешним атакам. То есть, может случиться ситуация, при которой Москва не получит ожидаемой отдачи от строительства "Турецкого потока", если турецкие власти будут руководствоваться не столько экономическими интересами в рамках двусторонних российско-турецких отношений, сколько внешнеполитическими соображениями, вытекающими из пожеланий США и ЕС. Ведь в этом случае Анкара вполне способна переориентироваться с одного проекта на другой, исходя из собственных односторонних интересов (достаточно вспомнить историю с "Набукко", который был ничем иным, как конкурентом "Южному потоку"). Очевидно, что опасность для успешного двустороннего сотрудничества в энергетической сфере представляют, как стремление решать при помощи двусторонних энергетических проектов геополитические задачи, так и желание поставить их в зависимость от внешнеполитических приоритетов, которые могут трансформироваться в случае изменения внутриполитического расклада под давлением внерегиональных акторов. При этом уповать на достигнутые ранее договоренности не стоит, поскольку, как показывает практика (в частности, на примере "Голубого потока"), они вполне могут корректироваться в соответствии с внешнеполитической повесткой дня, и даже вопреки очевидным долгосрочным экономическим интересам.

С моей точки зрения, взаимодействие в экономической сфере должно строиться на сугубо прагматической основе. Но не надо строить иллюзий - между Россией и Турцией неизбежны противоречия по целому ряду вопросов: интересы Турции как транзитера и экспортера, и интересы России как поставщика энергоресурсов не всегда совпадают. Но как можно судить на основании заявлений и действий российского руководства, в Москве исходят из того, что базовые стратегические интересы России и Турции, как во внешнеполитической сфере, так и в сфере энергетики, имеют много общего. Наши страны заинтересованы в том, чтобы в регионах их национальных интересов была установлена долгосрочная стабильность, которую нельзя было бы нарушить при помощи внешнего воздействия. И Россия, и Турция стремятся к сохранению и увеличению своего присутствия на энергетическом рынке ЕС в целях использования наших возможностей в энергетической сфере, и для решения проблем экономического и социального развития собственных государств, и на благо соседей. Поэтому у нас есть все основания, несмотря на имеющиеся и возникающие трудности, с оптимизмом смотреть на перспективы энергетического сотрудничества Турции и России.

Спасибо за внимание!