К вопросу о реинтерпретации духовного наследия казахов. Кто такой поэт-жырау?

Наследие поэтов-жырау (XV-XVIII вв.) относится главным образом к казахской, ногайской и кумыкской, но также и каракалпакской, башкирской и кыргызской культурам. Яркие представители этой волнующей, чрезвычайно экспрессивной поэзии времени заката цивилизации кочевников после гибели великой Золотой Орды - это Сыпыра, Асан Кайгы, Казтуган, Доспамбет, Актамберды, Умбетей, Бухар жырау и др. Если затронуть вопрос о генезисе и роли "жырау" ("йырау") в тюркской кочевой культуре, то до недавнего времени у нас фигура жырау неправомерно сужалась рамками поэзии и импровизаторства.

Безусловно, еще в "Диван-и лугат ат-турк" Махмуда Кашгари слово "йырагу" означало стихотворца, музыканта. В то же время необходимо говорить о полифункциональности самой поэзии и фигуры поэта-импровизатора у номадов. "Поэт в России - больше, чем поэт" (Е. Евтушенко). Тем паче для казахской культуры нельзя говорить об "узкой" поэзии и литераторстве, считая поэтов, тем более древних, творцами только вербально-эстетической традиции. Не зря даже живший в конце XIX века Абай сказал о себе: "Не для забавы я слагаю стих".

Своеобразие кочевой культуры казахов заключалась в синкретизме. Еще Е. Исмаилов предположил, что жырау больше похожи на древних жрецов. Многие исследователи прототипом жырау считают Коркыт Ата - мудреца-суфия, певца, сказителя и советника ханов. На самом деле жырау (йырау, йыравшы) - условный термин, который употребляется в отношении всесторонне одаренных, многогранных (all-around man) представителей кочевой тюркской элиты, которые выступали координаторами духовно-идеологической жизни этих сообществ.

Типична в этом отношении миссия эпического певца Бухар-жырау - советника и медиатора при Аблай-хане (Абулмансур). Маргаска-жырау был в числе сподвижников великого Есим-хана (Ишмухамед), а Жиембет показал себя оппонентом ханской власти. Многие жырау были в молодости воинами, полководцами (как Досмамбет, Актамберды и др.), виртуозными музыкантами.

В зрелые годы "жырау" выполняли дипломатические поручения, занимали должности правителей родовых объединений, выступали творцами и знатоками эпических сказаний, хранителями и трансляторами религиозных знаний и практик (баксылык, суфизм, шариат), экспертами по флоре и фауне, особенно ловчих птиц и лошадей; зачастую в народе их знали и как предсказателей и целителей. С этой точки зрения правомерно определять жырау как феноменальных выразителей традиционного этнокультурного сознания номадов и особой элитарной религиозно-психологической культуры позднесредневековых тюркских сообществ.

В век "казахского рыцарства" (выражение Ч. Валиханова) поэзия, по мнению многих специалистов, брала на себя функции регулирования общественных (межплеменных, межродовых) отношений, аккумулировала и концентрированно выражала коллективное мышление, вдохновляла воинов на битву за свободу и независимость, суммировала опыт исторического прошлого в масштабных эпохах, прорицала будущее. Поэзии также были свойственны и сакральные функции, ибо жырау нередко брали на себя роль медиаторов, посредников между метафизическим космосом и людьми, нуждавшимися либо в целительной, либо в этиологической помощи.

Дар красноречия и поэтического импровизаторства относились к сакральной сфере духовной жизни Великой Степи. Тематика "толгау" (рапсодии, баллады) отражала монументальные, морально-философские, религиозно-мистические и общественно-политические темы. И, как отмечал еще А. Маргулан, эпическая фигура жырау появлялась на публике не в повседневной жизни, а в критические моменты жизни социума.

Синкретизм был характерной чертой тюркской кочевой культуры, близкой к архаическим формам. В кочевом обществе казахов в одном лице зачастую соединялись вождь, поэт, оратор, знаток адата и шариата, музыкант. Духовный синкретизм, многогранность, характерные для казахской культуры получили свое обоснование в емком понятии-идеале "сегіз қырлы" (букв. "восьмигранный"). При этом согласно современным исcледованиям, прежнее представление о неграмотности и шаманской идентичности акынов-жырау является некорректным.

В действительности казахские жырау и бии (народные судьи, острословы) как представители кочевой аристократии были грамотными, даже обучавшимися в молодости в медресе, в их "толгау" присутствует исламская лексика, коранические образы и т.д. При этом они гениально синтезировали традиции номадической культуры и суфизма.

В сущности казахский "жырау" являл собой тип степного суфия-самородка (аулийа). Многие из них достигали гнозиса (сокровенного знания), поэтического дара, минуя официальный "путь" муридов, членство в тарикатах, связи с формальными религиозными институтами Средней Азии. И никто не мог сомневаться в их святости, ибо в самом суфизме теоретически допускается путь духовного просветления через Хизра/ Кыдыр Баба (как альтернативный метод и дар Всевышнего Аллаха).

Назира Даутбек-кызы