Маленький Касым-Жомарт
верит в доброго короля

" - Балнур, сколько лет, сколько зим!
Где ты была все эти годы?
Почему ты заставила меня
искать тебя, писать на почту?
- Простите, учитель.
Была очень тяжелая жизнь, не работаю.
То в аул уезжали жить,
то скитались снова по съемным квартирам.
Это - мой второй сын, ему 6 месяцев.
- Молодец! Как его зовут?
- Касым-Жомарт...."
(из диалога с моей бывшей студенткой,
окончившей когда-то магистратуру КазНУ.
Дата беседы: 01.11.2019 г.)

Мне всегда была интересна этнопсихология нашего народа, чему в последние годы я посвятила много статей и даже пишу свою "долгоиграющую" книгу "История и психология казахов". И одно любопытное свойство коллективной ментальности - это долготерпение, вера в светлое будущее, когда нет казалось бы видимых причин для оптимизма в реальной жизни. Данная черта во многом связана с народной верой в "доброго короля" ("хана"), а также харизматичного героя-избавителя (мессия). Даже в эпоху колониального ига значительная часть казахов верила, что все беззакония, творившиеся на просторах Степи, просто неизвестны "белому царю" (российскому императору), и жили надеждами, что когда-нибудь этот пусть и христианский монарх пожалеет своих далеких подданных-кочевников.

Возможно, сейчас людей, чисто по-казахски, по-восточному, традиционно верящих в то, что социальная справедливость по воле Бога восторжествует, уже становится меньше. И все же, как я поняла, носителей определенного комплекса традиционных представлений и стереотипов еще немало в нашем обществе. Поэтому представлю интересный случай, типично характеризующий нашу социальную ситуацию ("кейс"). Хотя скорее я написала эссе в жанре Women"s history (Женская история).

Это - история простой казахской девушки, хотя и образованной, но бедной и встретившей в своей молодой жизни серьезные испытания. История любопытна, поучительна во многих отношениях, также полезна для изучения с точки зрения экзистенциально-антропологического подхода. Рассказ может служить материалом для написания в будущем полноценной социальной истории современного Казахстана. Я собираю факты и материалы для истории казахской повседневности и ментальности не только из официальных исторических документов, духовного наследия предков, генеалогий, но и из гущи народной жизни, общаясь с людьми разных социальных статусов, материального положения и образования, из ярких необычных случаев, которыми мне почему-то щедро награждает судьба…

В сентябре 2012 года я познакомилась с Балнур (имя изменено) в университете (КазНУ им. аль-Фараби), она поступила на магистратуру по специальности "история", и в качестве научного руководителя кафедра назначила меня. Выяснилось, что девушка уже взрослая, 1982 года рождения, несколько лет проработала учительницей в колледже, имеет диплом историка, а еще имеет маленького ребенка (без мужа). В течение обучения в магистратуре мы близко общались, часто беседовали на тему не только диссертации, но и ее личной жизни и бытовых условий, т.к. это отчасти отражалось на ее успеваемости и уровне знаний.

У меня возникла симпатия к Балнур, которая производила приятное впечатление не только своей миловидностью, но и задумчивостью, внутренней собранностью, трудолюбием, тактичностью, тихим голосом. Девушка из обычного казахского аула Алматинской области, рано потерявшая маму (в 2 годика) и выросшая под строгим, даже жестоким воспитанием мачехи, она была уже умудрена своим жизненным опытом, была неглупой, эрудированной, действительно хотела учиться, получать знания, соответствовать моим требованиям и ожиданиям. Однако в конце концов в силу неблагоприятных обстоятельств личной жизни и вечной неустроенности быта написанная ею магистерская работа во многом разочаровала меня, хотя и была рекомендована к защите. Балнур сумела ее презентовать, публично защитить и получила степень магистра истории.

За годы учебы мне часто приходилось вмешиваться в ее судьбу и бытовые вопросы - прямо или косвенно, давать советы и наставления, дискутировать, даже внушать ей какие-то вещи. По правду говоря, мне было непривычно такое поведение, т.к. обычно я предпочитаю по отношению к студентам и коллегам блюсти субординацию, придерживаться делового стиля взаимоотношений. Но у Балнур всегда были проблемы, трудности, большие грустные глаза, причем она (типично по-казахски!) не хотела выражать все это, обсуждать, жаловаться. Поскольку я переживала за конечный результат ее учебы, да и в силу своего гуманистического и религиозного мировоззрения мне пришлось выводить ее на откровенные разговоры. И вот что выяснилось.

Они всегда жили в ауле, принадлежат издревле к сообществу коренных родов Семиречья, Старшего жуза, рода Албан. Мама Балнур умерла, когда ей было всего два года. Отец женился на другой женщине, которая родила еще четырех детей, мальчиков и девочек, которые приходятся Балнур сестрами и братьями. Но в случае с Балнур было как в классической сказке о злой мачехе и завистливых сводных сестрах. Мачеха воспитала ее, держа, как говорится, в ежовых рукавицах, в основном, очень много эксплуатировала в домашнем хозяйстве. Балнур с раннего детства трудилась не покладая рук, все умела, и варила кушать, и нянчила младших братьев. И действительно она выросла очень умелой и трудолюбивой (тогда как сестренки ее выросли белоручками), чему я имела возможность убедиться лично, когда несколько раз вместе накрывали дастархан на курбан-айт дома и на работе, других ситуациях жизни. Нет худа без добра: девушка, прошедшая классическую "школу злой мачехи", умела хорошо готовить еду, быстро и эффективно решать хозяйственные бытовые вопросы, также выросла экономной и практичной.

Однако мачеха всегда ее недолюбливала, перекрывала каналы финансовой помощи (у отца было хоть какое-то домашнее хозяйство, скот), была абсолютно равнодушна и черства к ней, когда у нее начались "взрослые" проблемы. Целеустремленная девочка все-таки хорошо училась в школе, поступила на грант в вуз, стала учительницей в Алматы. Но всегда ей приходилось сталкиваться с проблемой бедности, неустроенности быта, отсутствия крыши над головой. Кстати, сводные сестренки тоже ничем не помогали ей (даже на пару часов понянчить племянника), а при удобном случае хотели даже использовать.

Безрадостная жизнь маргинальной казахской молодежи в мегаполисе - это осточертевшие всем шумные общежития или лишенное элементарных удобств съемное жилье (комната) с крикливой и жадной домовладелицей, постоянное передвижение в битком набитом людьми грязном общественном транспорте, стипендия или нищая зарплата в школах и колледжах, строжайшая экономия бюджета, невозможность позволить себе хорошее питание, лечение и модную одежду, не говоря об отдыхе и развлечениях...

Тем не менее с первого взгляда о Балнур нельзя было подумать как о несчастной затюканной маргиналке: видимо, это тоже идущее еще от древних гордых кочевников "намыс", когда казах будет из кожи вон лезть, чтобы "не ударить лицом в грязь", не опозориться; наш народ также будет скрывать истинное положение вещей, говорить своим начальникам, иностранцам и журналистам "у нас все хорошо!". Помимо этого, быть может, здесь еще сказывался чисто женский талант бережливости, умение рационально продумывать каждый шаг, каждую покупку, обходиться иногда рукодельными вещами, шить, переделывать и пр.

Поэтому Балнур в целом смотрелась приятной, со вкусом одетой девушкой, с нежной помадой на губах, а иногда и аккуратно накрашенными ногтями и ресничками. Самое главное, она была женственной, чувствовалось что-то мягкое и кошачье в ее манерах, шагах, взгляде, голосе. В то же время наблюдение за ее психологией позволили мне определить, что у этой казашки есть внутренний стержень, если надо может проявляться хватка и упрямство (даже со мной она иногда препиралась и пробовала "тягаться").

Ну и, конечно, парни… Как же без них? Когда она поступила в магистратуру, она уже имела малыша. И за этого ребенка началась наша борьба. Балнур в откровенной беседе сказала, что парень закрутил с ней роман, она забеременела, а он успел убежать. Молодой человек был из относительно благополучной и обеспеченной семьи, видный, пользовавшийся успехом у женского сообщества. Видимо, серьезных планов у него не было, но Балнур влюбилась и в душе надеялась на лучшее…

Несмотря на такое горе и позор (кстати, первая принялась лицемерно причитать и попрекать ее мачеха), она родила сына и очень любила, заботилась о нем. Материнский инстинкт был у нее весьма выражен и проявлялся во многих ситуациях. Когда я услышала ее love-story с таким грустным итогом, конечно, покачав головой, тем не менее сказала главное. И эти слова повторяла ей потом не раз: мне нравится, что ты не оставила сына или не сделала аборт (лишь бы на людях, для своих аульчан и подруг выглядеть благопристойной), не бросила малютку куда-то в мусорный контейнер как делают это, к нашему общему ужасу, десятки и сотни казашек по стране!

Балнур гордо несла свое дитя на руках, только и говорила "балам", "балам" (мой ребенок, мой ребенок). Именно в этом вопросе она характеризуется не как лицемерная "традиционалистка" и "уятменка", а размышляющая самостоятельно и мудрая казахская женщина, честно принявшая на себя плоды своих же ошибок или легкомыслия, осознавшая ответственность за порожденное ею живое существо и, таким образом, "понесшая свой крест".

Этим своим поступком Балнур вызвала во мне симпатию - несмотря на все ошибки ее молодости. Хотя, конечно, приходилось беседовать с ней на тему веры, основ мусульманской и общечеловеческой этики, казахской традиции. Девушка оказалась отзывчивой к таким темам, при всей своей немногословности говорила, что сожалеет о многом, просит у Аллаха прощения, хочет быть счастливой.

Но вот, в течение первого года учебы в магистратуре, когда фактически она жила в Алматы на одну стипендию, Балнур испытала большие трудности из-за своего ребенка, которому было около двух-трех лет. Вечная проблема "с кем оставить", жизнь в холодной "времянке", нехватка денег на лекарства и продукты питания. И вот однажды она сообщила, что стало совсем невмоготу и, узнав спасительную информацию (то ли из интернета, то ли с уст женщин), она решила отныне оставлять ребенка в Доме Мамы (или Дом Надежды, впервые тогда открытые в Казахстане), пока положение ее немного не улучшится.

Мне также показалось, что это правильное решение: ведь мама может посещать дитя по выходным, видеть его, в то же время знать, что он в надежных руках и о нем пока заботятся в государственном учреждении. Но вот что интересно (это характеризует ее как очень чувствительную и сострадательную мать): она сказала, что не может выносить разлуку и боль, и то, что по словам тамошних нянечек, ребенок никак не может привыкнуть к чужому окружению, и сама она видит, как он сильно плачет, когда мама покидает его после свидания.

Помнится, я как ее учитель, наставник, образно говоря, вторая мать, пару раз жестко одергивала ее, призывая к благоразумию: что нельзя поддаваться эмоциям ("ребенок есть ребенок, он и будет так пока реагировать, самое главное - он жив и здоров"), а надо воспринимать ситуацию по возможности рационально, хладнокровно, при этом знать, что это временно, что будущее - лучше настоящего.

Она все-таки забрала свое дитя из учреждения. Я замечала, что ей опять туговато материально и сложно психологически. Движимая религиозными мотивами я, конечно, по мере возможности помогала ей, включила ее в штат своего научного проекта лаборантом, чтобы ей капали хоть какие-то деньги. Самое главное - мы как орудия Божьей воли или фортуны, подбадривали ее, внушали веру, а моя пожилая мать, с которой Балнур часто беседовала, рассказывала ей о страданиях пророков, "людей Божьих", о философии богатства и бедности, а также давала ей традиционные благословения ("бата").

Помню, однажды я ей сказала, что мы, историки, должны быть всегда мудрее и сильнее других людей, т.к. всегда имеем перед своим взором пример жизни ушедших поколений, особенно великих, благородных личностей из истории Отечества и истории мира. Прежде всего мы знаем, как они страдали и побеждали: терпением, трудом, сохранением веры. Балнур при случае благодарила меня за духовную поддержку и сама делилась своими умными наблюдениями и опытом.

Когда пришло время зарубежной практики магистрантов, несмотря на заманчивость и пользу двухнедельной бесплатной (за счет государства) поездки в Стамбул, в один из университетов Турции, Балнур сразу отказалась от поездки из-за семейного положения, что некому опять оставить ребенка, согласившись проходить практику в Алматы. Она, оказывается, пыталась просить мачеху в ауле временно понянчить внука, но та с ходу отказала под предлогом болезни и собственных забот…

В конце первого года обучения я настойчиво требовала от магистрантки, чтобы она делала хотя бы редкие ссылки в своей диссертации на арабографическую литературу, а для этого надо, быть может, прибегнуть к помощи специалиста, который переведет, вернее поможет с прочтением нужных фрагментов казахской дореволюционной газеты, напечатанной на арабском шрифте (в принципе такая мера не возбраняется, как услуга переводчика). Подумав, она сказала, что поищет человека.

Вообще, девушка она была по характеру противоречивой, а мировоззрение у нее было во многом эклектичным. В частности, она была иногда скрытной: то ли от ложной гордости, то ли от стыдливости; хотя под моим влиянием она училась самовыражению, диалогу. Это я потом догадалась логически, что когда она была вынуждена искать кого-то для помощи по диссертации, она нашла "специалиста" среди своих аульчан, знающих арабские буквы (конечно, прочесть как следует источник он, простой человек, не смог из-за разницы между старым и джадидским алфавитом, также в силу особенностей языка текста), но главным итогом оказалось то, что этот человек, оралман, т.е. переехавший из Китая казахский репатриант, стал ей ... суженым, Богом данным мужем и отцом недавно родившегося у нее малыша Касым-Жомарта.

И вот, когда мы вновь встретились после летних каникул в сентябре, Балнур мне сообщила вкратце новость: что вышла замуж за "оралмана" (как познакомилась с ним - не сказала), правда, особого свадебного торжества не было. Добавив: "я не стала как большинство наших девушек морщить нос "фу, оралман!", а решила соединить с ним судьбу, приняла его предложение. Моему ребенку нужен отец, а мне - добрый и надежный муж. Халел (имя изменено) - простой казах, работал поваром, но сейчас ищет другую подходящую работу; он из многодетной семьи, родители старые, бедные - живут в ауле ВКО, по роду они - найманы, не так давно переехали на историческую родину; некоторые братья Халела остались в Китае".

Я ее отругала: "Что значит "несмотря на то, что он - оралман"?! В некоторых аспектах они превосходят коренных казахов. Они не пьют, чтят традицию, у них много от китайского законопослушания, но больше - от мусульманства и нашей истинной казахской традиции. А самое главное: какой он благородный, что взял тебя с сыном от чужого мужчины, согласился заботиться о нем! Ведь у нас, современных казахов, такое бывает очень редко, так что тебе повезло сильно, цени его! Еще говоришь: "очень спокойный, скромный", а это ведь самое главное. Видать, твои молитвы и "бата" моей матери-"аже" исполнились, - добавила я с улыбкой.

После окончания магистратуры Балнур незаметно исчезла из моей жизни и поля зрения. Такова, быть может, нынешняя суровая реальность: слишком много у нас забот и тревог (и у молодежи, и у работников вузов, системы образования), все погружены в свои проблемы, суетятся, решают множество задач. Через наши руки проходят десятки и сотни студентов и магистрантов, потом они словно птенцы улетают из учебного "гнезда" под названием "Универ Аль-Фараби" во все уголки страны - по городам и аулам, а то и оказываются где-то далеко заграницей. И это естественный закон жизни...

И все же я несколько раз вспоминала Балнур, наверное, в силу ее необычной (хотя на самом деле типичной) судьбы, и думала: может она как-нибудь придет в университет, позвонит. Ведь у казахов надо вспоминать учителей, старших, наведываться, приветствовать их первыми. Но мудрость Степи также гласит, что иногда бывает наоборот, этакий парадокс, и на сей счет есть поговорка "Улуг болсан - кишик бол" ("Великий/старший" должен умаляться", т.е. перед малым, нижестоящим, перед простым народом).

Однажды, когда отправляла по электронной почте письмо по какому-то адресу, начинающемуся с буквы "Б", мелькнуло ее имя и фамилия. И я написала ей сама SMS, типа "как дела?" с легким упреком, почему совсем забыла своих "устазов" (учителей). Оказывается, прошло ровно пять лет. Балнур написала мне взволнованное письмо, в котором приносила извинения, объяснила свое молчание тем, что жизнь была нелегкой, и сразу захотела со мной повидаться.

И вот, мы сидим и беседуем в моей городской квартире, куда она долго добиралась на двух пыльных автобусах с окраины Алматы, с микрорайона "Айгерим", где они сейчас снимают комнату. У старшего сына, который учится во 2-ом классе, школьные каникулы. Взяв с собой детей, она приехала повидаться с учителем. Расспрашиваю про житье-бытье. "Шукир Аллага, апай" (Слава Аллаху), - начинает свой рассказ Балнур, уже окончательно повзрослевшая, слегка пополневшая миловидная "келинчек", с платком на голове. При этом она держит на коленях 6-месячного Касым-Жомарта (вернее, Касымжомарта - как она объяснила, при регистрации в ЦОНе им сказали, что с некоторых пор запрещены имена с дефисом, и правописание будет именно слитное). Малыша они зовут в семье Жомартом.

Конечно, мы старались вспоминать в основном хорошее, доброе, светлое; она расспрашивала про родной университет, называя имена и фамилии преподавателей, которых помнила. С грустью призналась, что хоть и имеет диплом магистра истории, но уже далека от книг, учебы и науки из-за семейных забот и воспитания детей. Также она почти не общается со своими сокурсниками, опять по причине погруженности в "бытовуху", отсутствия свободного времени, да и нежелания показываться в том состоянии и статусе, в котором она сейчас пребывает (некоторые из ее сокурсников, оказывается, стали даже проректорами в вузах, кто-то успешен в бизнесе).

Некоторое время Балнур пыталась работать по специальности, педагогом в одном алматинском колледже, но там был такой "дурдом": за гроши директор гонял коллектив чуть ли не 24 часа в сутки, чтобы достичь каких-то рекордов и рейтинга; учителя были завалены и уроками, и бумагами, также всякими собраниями и мероприятиями, что вскоре пришлось бежать оттуда куда глаза глядят.

Балнур старалась не жаловаться, о проблемах говорила тактично, тщательно подбирая выражения, разбавляя свой монолог типично казахскими, религиозными (мусульманскими) сентенциями, типа "сабр етемин" (следую смирению), "шукир деймин гой" (конечно, благодарю Бога) и пр. Я поняла, что влияние мужа-оралмана из Китая, ее набожных родителей определенно сказалось на ее ментальной эволюции.

В то же время бывшая студентка по ходу успела покритиковать государство, также пожалеть меня, ужаснувшись размеру оклада доктора наук и профессора госуниверситета. А я тут же просветила ее наивную головушку информацией о коде 7М022 или, как я называю, "проклятье гуманитарной науки" в Казахстане: что ученые по естественным, техническим, даже социальным и педагогическим наукам зарабатывают более или менее, тогда как плачевно состояние и финансирование именно направления "гуманитарные науки", при этом перепадающие им жалкие крохи распределяются в основном среди почетных аксакалов.

"Слушай, а ты богатая! Тебе Бог дал двух сыновей!", - воскликнула я, ожидая какой же будет ее реакция. Оказалось, она долго не могла родить второго ребенка, лечилась. В целом, вроде бы у девушки все не так уж плохо (самое главное - все живы-здоровы, дети, муж и т.д.) - если бы не отсутствие собственного жилья и стабильного заработка у мужа. В общем, ее преследовали прежние, вечные финансовые и материально-бытовые проблемы. Молодые пытались жить на селе, но и там дела не пошли. Отцу сделали операцию на сердце, он инвалид; мачеха все та же, хотя Балнур поддерживает связи с ними. Сводные сестры, по ее словам, вышли замуж удачно, живут зажиточно, но ей не помогают.

Главная проблема в том, что муж Балнур почему-то не может найти стабильную и более или менее нормально оплачиваемую работу: в этом она винит его "китайское" происхождение и незнание русского языка, необходимого в нашей повседневной жизни; что он не может адаптироваться к местному менталитету, принять правила игры наших людей, а может, есть в нем некоторая робость и застенчивость.

Халел - отнюдь не ленивый, искренне хочет нас содержать, заботиться о детях и жене (кстати, первенца Балнур он полюбил сразу), но вот беда: часто теряет работу, в данный момент устроился рабочим в "Магнуме" (супермаркет). Она из-за детей не может выйти на работу. Заработка мужа хватает еле-еле, живут на съемной квартире. Никакого другого источника дохода у молодой семьи нет. В итоге - какой-то порочный круг, из которого нет выхода.

Номадический (а еще "албанский") характер Балнур проявился в том, что однажды, а именно год-два назад, когда снова обострились финансово-бытовые проблемы в семье, она "встала на дыбы", и всерьез решила круто изменить жизнь, оставить мужа, развестись с ним официально (тогда не было второго ребенка), устроиться на работу, хотя бы в сфере услуг или домашнего персонала или даже уехать на заработки… за границу!

Но именно тогда она вдруг узнала, что беременна. В общем, накал страстей и неожиданные повороты судьбы были у нее тогда не хуже, чем в какой-нибудь популярной турецкой мыльной опере. Да, именно в роковой час подготовки к вечному расставанию в ее животе "исторически" зашевелился Касым-Жомарт. И тогда она поняла, что обречена на союз с этим мужчиной, и должна принять судьбу как есть. "Да, это точно знак и вмешательство высших сил, что зря ты бунтовала",- заметила я.

Разговор закончился на позитивной ноте, живое присутствие двух ангелочков как-то не давало нам впадать в пессимизм. Касымжомарт оказался в целом спокойным ребенком, вел себя дипломатично и не слишком мешал беседе взрослых за чашкой казахского чая. Как учитель, наставник, я была обязана настроить свою ученицу на позитив, укрепить веру и надежду. Я посоветовала Балнур ценить то, что имеет, беречь семью, уважать мужа, не укорять его много, надеяться на лучшее. Стало понятно, что по специальности она уже вряд ли будет работать, поэтому я пожелала ей самореализации как мамы и верной, доброй жены, а может и ("чем Бог не шутит?" - как я говорю обычно, избегая слова "черт")… в небольшом семейном бизнесе.

А что я могла ей дать, чем помочь реально в данный момент в материальном плане? Бедный ученый-гуманитарий, живущий на одну зарплату. Как говорил, оказывается, об интеллигенции (вернее, сетовал кулуарно, в своем узком кругу) великий писатель Мухтар Ауэзов: "Что у нас в руках? Ничего, кроме слов и красноречия!" (т.е. нет политической власти, нет финансовых ресурсов, чтобы влиять на людей, изменять ситуацию общества).

Чтобы подбодрить молодую женщину с двумя детьми, стоявшего за ней отчаявшегося мужа (Халел передавал мне большой казахский салем, т.к. пару раз когда-то виделись), мне пришлось искать в уме и вспоминать какие-то добрые знаки в жизни страны, планеты, в общем, аргументы и факты в духе оптимизма. Я сказала ей: "посмотри, все-таки есть же продвижение в социальной политике, какой-то поворот в сторону бедных, учителей, врачей, многодетных? Как говорят русские, "и на нашей улице будет праздник". В этот момент Балнур, в своей ментальной глубине остающаяся типичной казашкой-этатисткой, как-то встрепенулась, закивала головой, и буквально произнесла: "Да, мы замечаем хорошие перемены, апай. Поэтому мы с мужем надеемся на лучшее!".

Что интересно, когда эта интересная "албано-найманская" тройка уже покинула мой дом, я вдруг вспомнила, что забыла как следует обсудить имя малыша, не задала ей любопытный вопрос: как и почему они назвали сына именем нового Президента Казахстана и кто именно так назвал, может дед, бабушка? Но оказалось, все было к лучшему, т.к. уже заранее, тщательно обдумав, я специально задала Балнур свои вопросы на следующий день по телефону, по мессенджеру WhatsApp, и как исследователь сохранила текст этого короткого интервью.

Дело в том, что я, как историк культуры, ментальности и повседневности, прекрасно знаю "нурсултановский" и "олжасовский" антропонимический бум в стране в 90-е годы (когда тысячам казахских детей давали имена Н. Назарбаева и поэта-патриота О. Сулейменова). На первых порах такая любовь к имени Президента была искренней, неподдельной (поймет тот, кто учитывает все нюансы казахской ментальности), точнее, всегда были люди искренние и неискренние. Последние - это, прямо говоря, корыстные подхалимы; причем таких недалеких родителей становилось все больше (в аулах, как правило).

Смешно и отвратительно, что через имя ребенка "Динмухамед" и особенно "Нурсултан" эти малосознательные граждане косвенно надеялись … улучшить свое социальное положение, понравиться аульным начальникам, получить на худой конец элементарные подарки от акимов; некоторые наивно и глупо верили, что с таким "удобным" именем детям будут в будущем делать какие-то "поблажки" (ну, может, учителя в школе сделают их "любимчиками").

И все же в сфере ментальности все намного сложнее, и систему мотивации в данном случае нельзя, конечно, упрощать. В большинстве случаев казахи-традиционалисты просто верят в духовно-магическую связь и символизм имени: раз это имя хана, великого человека, Президента, хотят, чтобы ребенок стал таким же славным, успешным и пр., либо вера в то, что имена героев, королей принесут удачу, будут "оберегать" детей.

Хотя я знала и чувствовала, что передо мной пример порядочных и честных молодых людей, все же я должна была допустить разные версии. Как трезвый ученый и аналитик, я рассуждала: никто не святой, тем более эти отчаявшиеся люди, и нет ли в случае с "Касым-Жомартом" нашей Балнур подспудного желания что-то заработать на громком имени, сделать пиар?

Ниже привожу наш диалог. В нем, во-первых, я специально стараюсь не придавать особого значения поставленной проблеме, задаю вопрос как бы между прочим, якобы только в целях далеких от жизни, научных социологических исследований. Во-вторых, некоторые вопросы задуманы как "ловушки", на выявление степени добросовестности, при этом ненавязчиво предлагаются варианты ответов. И вот она: святая простота казахской души, подсознательная вера в доброго короля, надежда и неистребимая вера в то, что "завтра будет лучше, чем вчера"! И никакой заинтересованности в разговоре на тему имени ее ребенка она далее не проявила. Впрочем, судите сами.

Переписка по WhatsApp 02.11. 2019.

"- Балнур, я хотела спросить: почему вы назвали его Касым-Жомартом? Это Халел назвал или кто? Просто мне интересно, я же в последние годы изучаю социальную психологию, ментальность общества. У вас что, появилась надежда, что жизнь улучшится теперь что ли ? Или это просто "ырым" (примета, пожелание удачи ребенку)? Или само имя просто нравится? Спасибо заранее за ответ.

- Сначала искали, думали какое бы имя дать. Потом подумали с мужем, что он ведь родился при Токаеве (букв. каз."Токаевтын уакытында дуниеге келди гой дедык). Конечно, было пожелание, чтобы жизнь наша улучшилась. Потом он (Токаев - Н.Н.) ведь положительный человек (букв. каз. "сосын ол киси жаман адам емес кой"). Муж сказал, что он благородного происхождения ("теги де жаксы киси, деды жолдасым").

P.S. Я уверена, что Балнур с мужем воспротивились бы моей идее написать данное эссе, пусть даже с вымышленными именами. Может, даже испугались бы - в силу аульных предрассудков и страхов, излишней скромности, извечной боязни казахов "как бы чего ни вышло" или не дай бог "потерять намыс" (гордость, честь). А для чего я, теряя золотое время и душевные силы, напрягая память, собрав воедино все факты и воспоминания, все-таки написала рассказ об этой простой казахской девушке, моей воспитаннице, нашей современнице, ее неиссякаемой вере и надежде на благополучное будущее, на нормальную жизненную самореализацию?!

Конечно, все это нужно для долгосрочных целей науки, исследований по социальной истории, психологии. Но намного важнее для меня отклик от подобных ярких, абсолютно достоверных жизненных историй в душах современников. Возможно, такие истории подтолкнут молодых людей к более осознанной жизни, поиску своего истинного "я", обретению смысла жизни, собственной экзистенции; а некоторые всерьез заинтересуются тайниками казахской национальной психологии.

И, самое главное, надеемся, что данное эссе заставит власть и чиновников снова и снова задумываться о нуждах простых людей, об острых социальных проблемах, судить о них не на основе только документов, сухих отчетов и бездушной статистики. А еще ….(а почему бы нет?) может кто-то с добрым сердцем захочет помочь стать на ноги еще одной молодой казахстанской семье? Не обмануть надежду маленького Касымжомарта и его родителей? Хотя бы оказать единовременную материальную помощь, сделать им сюрприз? Тогда пожалуйста, контактный адрес электронной почты: qnurziya@gmail.com

Назира Нуртазина,
профессор КазНУ им. аль-Фараби