Что стало с самодовольными баями и певцами Казахской Степи во время Голодомора?
Часть 2.

"Старые киргизы говорят, что будто бы предки их соблюдали очень строго твердость во всех кровных союзах и целомудрие. Ныне, признаются они, добродетели сии очень много ослабли, а оттого почти все связи основаны на личных выгодах каждого".
(Алексей Левшин. 1832 г.)

"Етпенен қымыз беріп сөйлеп көрсең,
Айтқаның жұртқа балдай татыр"
(смысловой перевод: Без угощений мясом и кумысом
никто не станет слушать твою речь )
(Ахмет Байтурсунов. 1911 г.)

Итак, в связи с возникновением стихийной исторической безработицы в Казахской Степи со второй половины 19-ого века (как следствие "умиротворения" царизмом кочевников) в жизни мужчины-казаха нового времени разразилась социально-психологическая драма, с которой никогда ранее не сталкивались его предки. Типичные картины того времени: дремлющие в юрте, лежа на боку, с чашей кумыса в руках ленивые баи, праздно шатающиеся по степи, поющие домбристы, устраивающие степные "разборки" шайки бедных молодых конокрадов…

Опасность этого явления для национального будущего указали великий Абай и Шакарим: "Жұмысы жоқтық, тамағы тоқтық аздырар адам баласын" (Безделье и сытость - начало морального падения человека). Мы уже отметили, что некоторая часть казахов, лишившись пастбищ и обеднев, занялась самовыживанием. Они предпринимали самостоятельные усилия для выхода из нарастающего социально-экономического кризиса, рационализации и развития многоукладности в традиционном хозяйстве. Порой эти бедные люди, не брезгуя никакой работой, уходили на заработки, на нефтяные, соляные, рыбные и пр. промыслы, нанимались русским помещикам и казачьим атаманам. Если оставались в аулах, они трудились пастухами и слугами в скотоводческом хозяйстве казахских "новых баев".

Главы племен, родоначальники-баи все более становились социальной группой, паразитирующей на труде обедневших сородичей и женщин. В их характере и образе жизни на первый план выходят леность и беспечность, самодовольство и хвастовство, расточительство, страсть к развлечениям. Именно они практиковали многоженство, имея возможность за богатый выкуп (калым) завести себе вторую жену, и даже третью и четвертую (при этом молодые "токал" рассматривались и как дополнительные рабочие руки, необходимые для большого хозяйства и семьи).

По поводу беспечности и самодовольства. Если древние победоносные номады, строители империй периодически и отдыхали, то не иначе, как только почивая на лаврах победы. Но казаху ли колониальной эры уместно было расслабляться и бездумно развлекаться? Когда на дворе был капитализм и колониализм, когда народ с каждым годом катился в неведомую пропасть?!

Деградация и леность достигли такого уровня, что, как писали русские очевидцы, казахский бай совсем не может и не хочет ходить пешком, даже на небольшое расстояние он седлает (вернее, велит седлать) лошадь и едет верхом. Слуга или жена были обязаны помогать ему садиться на лошадь, также встречать его из очередной степной "тусовки", зрелищ или охоты с беркутом, подавать одежду, мыть ему ноги и пр. Понятно, что такой гиподинамизм подрывал здоровье, люди толстели, этому способствовало и переедание, постоянные тои и "бешбармаки" (тоже от безделья).

Если применить индийскую религиозную терминологию, некогда поджарый номад-кочевник в эту безблагодатную эпоху теряет присущий ему "раджасический" дух и "кшатрийский" менталитет, активную энергетику, погружаясь в "тамас" (темная энергия косности, невежества, лени, безволия, животных инстинктов). И тем более недосягаемой становилась уже для казаха-мужчины божественная энергия "саттва" (соответствующая уровню "аруах", т.е. гармонии с Богом).

Да, это были именно "новые баи", притом в плохом значении этого слова. Дело в том, что согласно традиционному взгляду, в древности в морально благополучных обществах богатство считалось признаком Божьей благодати (может, не случайно эти два слова в русском языке, "Бог" и "богатый", созвучны?). В казахско-мусульманской картине мира материальное богатство (мал, даулет, ризык-несибе) в идеале трактуется как законное следствие прихода "кут" - небесной энергии, благодати, посещения домом мистического Хизра (Кыдыр).

Богатые люди, они же аристократы, в древние эпохи, например, во времена Золотой Орды, великого Арабского халифата, Тюркского каганата, Казахского Ханства были в основном богобоязненными людьми, умеющими правильно оценить данную им Богом силу-энергию, в нужных целях использовать, справедливо расходовать и перераспределять богатство. А, самое главное, они не привязывались душой к золоту и деньгам, а смотрели на них философски, по-суфийски.

Тогда как во времена порчи нравов и ухода из страны "құт", т.е. когда государство и народ теряют благорасположение Господа, на социальном горизонте появляются "другие" баи (мы бы сказали: зажиточные и о-бес-печенные люди, т.к. здесь уместный каламбур с русским словом "бес"), которые нажили свое состояние чаще преступным путем, прибегли к хитрости или силой отняли у бедных, вдов и сирот. Чуткое народное сердце оценило поколение разбогатевших в царское (колониальное) время казахов, особенно в пору расцвета товарно-денежных отношений конца XIX-нач.XX вв. как "плохих баев" (құтсыз байлар).

В абсолютном большинстве это были люди жестокие сердцем, не думающие о нуждах других, приумножающие состояние путем заключения выгодных брачных союзов с влиятельными родами, сделок с русской властью, откровенного насилия или вымогательства. Об этом говорит и народная поговорка "Ұялмаған бұйырмағаннан алады"/"бесстыжий присвоит даже то, что ему не предназначено (Богом, судьбой).

В духовно-ментальном плане "новые" баи олицетворяли тип "маленького человека", обывателя. Часто играя на родовых и национальных чувствах народа, эта "элита" на самом деле думала лишь о любимом скоте и умножении своего богатства (стад), получении хорошего калыма за дочерей, о выгодной сделке с русским "майыром" (искаженное от "майор") - дабы завладеть мелкой должностью толмача или "поштабая" ("почтового", посыльного), а если повезет и "болыса" (правителя волости).

Такие казахи, уже весьма далекие от подлинно национальных идеалов и исторических задач, какого-либо ясного и осмысленного целеполагания в жизни, стали средоточием и хранителями множества моральных пороков, о которых писал святой Абай-Ата. Степные владыки погрязли в трайбализме, в мелкой грызне, сплетнях, интригах, думая при этом лишь о своей личной выгоде и приспособлении к колониальным порядкам. Они также, что самое главное, завидовали талантливым и ярким личностям, доносили на образованных и умных казахов русскому жандарму и губернатору.

Вообще, схема прогрессирующего обеднения казахов в XIX - нач. XX вв. была такова: царская администрация захватывала все новые и новые земли и усиливало налоговое бремя; по цепной реакции "вирусом" насилия заражались и будущие казахские "новые баи": компенсируя потери пастбищ со стороны русских, боясь новых убытков, они жестоко теснят "своих", срочно "прихватизируют" зимовки-кыстау, строят там усадьбы, отбирают скот у бедных кочевников, прикрывая все эти акции "родовой солидарностью" и видимостью патронажа.

Иными словами, как справедливо жаловался Абай, в казахском кочевом обществе XIX-нач. XX вв. происходила порча коллективной ментальности, суть которых заключается в деморализации, деинтеллектуализации и деисламизации (упало мусульманское просвещение, сама религия стала антирелигией), примитивизации народных нравов.

Именно "безблагодатные" богачи этой эпохи задавали тон и были инициаторами акций расточительста и демонстрации знаменитых степных "понтов" (заражая этой болезнью и бедную часть своих невежественных сородичей). Гипертрофированное гостеприимство и ломящиеся дастарханы, шокирующие масштабы тризны, где забивались сотни голов скота ("пир среди чумы"), баснословные размеры калыма и дорогущий наряд невесты (конусобразный головной убор "саукеле", украшенный драгоценными камнями и пр.), соболиные шубы баев и "байбише"... Например, в стихах Шакарима-хаджи есть осуждение щегольства, ношения многими казахами того времени неадекватной их доходам дорогой одежды.

Таким образом, болезни коллективной души проявлялись, с одной стороны, в частоте и массовости различных празднеств и зрелищ ("тусовок", степных и городских "шоу"), громких свадеб и разорительных поминок. Даже весьма неглупые и авторитетные личности были порой заражены этим. Так, на поминках (ас) бия Оскенбая, деда Абая, был приглашены (Кунанбаем) гости со всех трех казахских жузов и зарезано 500 лошадей. А когда потом Абай, в свою очередь, отказался заниматься расточительством и ограничился относительно скромными поминками в честь своего отца Кунанбай-хаджи, то казахи-тобыктинцы долго осыпали его насмешками и хулой.

Также были в нач.XX в. факты настоящей безрассудности, когда невежественные и самодовольные казахские баи на какой-то ярмарке или народном гуляньи кичились друг перед другом своим богатством и, войдя в азарт, стали на спор сжигать пачки денег (это были российские царские банкноты) в качестве топлива для огромных самоваров. И по поводу слишком обременительных похорон и поминок. Казахи XVIII-XIX вв. придумали горькую поговорку "Өлім, қайда барасың? Сынға барам - байдың малын шашуға, кедейдің артын ашуға" ("Смерть, ты куда направляешься? Иду испытывать: богачей обеднять, беднякам "оголять зады" (разорять)".

(продолжение следует)

Н.Нуртазина,
историк