"Объединение уфуэтистов за демократию и мир". Президентские выборы в Кот-д’Ивуаре 00:45 01.11.2020
О выборах в Кот-д’Ивуаре
31.10.2020г.
Выдвижение правящим "Объединением уфуэтистов за демократию и мир" президента Алассана Драмана Уаттара (АДО) кандидатом на третий срок стало неожиданностью и было болезненно воспринято как внутри страны, так и за рубежом - с острой критикой на ивуарийского лидера обрушились Мухаммаду Бухари (Нигерия), Махамаду Иссуфу (Нигер), Маки Саль (Сенегал) и Умару Эль-Моктар Сисоку-Эмбало (Гвинея-Бисау). Дело в том, что 76-летний Уаттара давно пообещал передать власть "новому поколению" и даже определился с "дофином" - 61-летним премьер-министром и конфидентом Амаду Гон Кулибали. Но смерть 8 июля Кулибали, совпавшая с отставкой вице-президента Даниеля Каблана Дункана, заставила АДО уступить сложившимся обстоятельствам. Правда, Уаттара пришел к власти по одной конституции, ограничивавшей срок пребывания на посту двумя мандатами, но переизбирается уже по другой, принятой в 2016 г., но дилемма - к неудовольствию оппозиции - была успешно разрешена в его пользу Конституционным судом.
Главный оппонент Уаттара - 85-летний экс-президент (1993-99) и лидер Демократической партии Кот-д"Ивуара (PDCI) Анри Конан Бедье, загадочный "Сфинкс из Даукро", заручился поддержкой Паскаля Аффи Н"Гессана из "Ивуарийского народного фронта", историческим возглавлявшимся недавно помилованным международным правосудием, но отстраненным от участия в выборах 73-летним экс-президентом (2000-11) Лораном Гбагбо. Оба, хотя и призвали 15 октября к "активному бойкоту" и не начали кампаний, все-таки сняли свои кандидатуры и даже не разъяснили свои позиции. На обочине электорального процесса маячит фигура опального экс-премьера Гийома Соро, открыто сравнивающего себя с генералом Де Голлем и потенциально способного серьезно дестабилизировать обстановку. Вписался и Кеми Себа - persona non grata в Гвинее, в Сенегале и Того, этот одиозный франко-бенинский "панафриканист" нелегально прибыл в Кот-д"Ивуар 24 октября и тоже призвал к кампании неповиновения.
Выборы всегда непредсказуемы. То, что происходит в Кот-д"Ивуаре, по международной классификации является "честным", но далеко не "свободным" голосованием. Честно, наверное, по процедуре (сюрпризы в Кот-д"Ивуаре все-таки бывают), но несвободное по существу. Даже спустя 27 лет после смерти "отца нации" Феликса Уфуэ-Буаньи политика Кот-д"Ивуара продолжает вращаться вокруг одних и тех же геронтократов, а из 44 кандидатов к голосованию было допущено лишь четверо - Алассан Уаттара, Анри Конан Бедье, экс-премьер Паскаль Аффи Н"гессан и "вечный кандидат" Куадио Конан Бертен. С приближением голосования начались межобщинные столкновения и этнические конфликты - быстрый экономический рост не залатал родовые травмы, где, словно в матрешке, за политическим противостоянием скрываются этнокультурные разломы, а еще глубже - основательно залитый деньгами, но незалеченный классовый конфликт.
Политическая культура Кот-д"Ивуара многих ставит в тупик. При почти двузначных цифрах экономического роста, бурном инфраструктурном развитии и столь выраженной любви ивуарийцев ко всему французскому - а ивуарийцы считаются чуть ли не самыми ревностными африканскими реципиентами франкофонной культуры, - политическая культура страны пребывает все еще в зачаточном состоянии. И почивший еще в 1993 г. Уфуэ-Буаньи, и оспаривающие его наследство Анри Конан Бедье и Алассан Уаттара принадлежат одной - неолиберальной - ортодоксии, левый протекционист Гбагбо благополучно отстранен от участия в выборах, поэтому при всем сходстве программ оппонентов кампания стала битвой личных психодрам и раздутых эго, мыльной оперой из неожиданных и эфемерных союзов между некогда заклятыми врагами. Но если понимать политику шире - а борьба идет за власть и ресурсы - то Кот-д"Ивуар буквально насыщен политикой. Это наэлектризованная партийная печать и телеканалы, остросатирические еженедельники, превосходящие по качеству бездарных карикатуристов из "Шарли Эбдо", "фабрики троллей" и терроризирующие оппозицию подростковые уличные банды "микробов", наконец, "гриотизм" музыкантов и рэперов, зажигательно поддерживающих "своих" кандидатов.
"Господь - ивуариец"
Спустя десятилетие затяжного внутреннего конфликта страна довольно быстро вернула себе репутацию жемчужины франкофонной Африки, и внимание прессы к бессодержательной политической борьбе объясняется высокими ставками и большими рисками обратить вспять видимый прогресс и вновь отбросить страну обратно к "ужасному" 1999 г. Некогда открытая всему миру витрина французского (нео)колониализма, сказочно богатая и заливаемая французскими деньгами, Кот-д"Ивуар появился на карте словно для того, чтобы показать выбравшей социализм Гвинее, как много та потеряла от разрыва с метрополией. Если из Гвинеи французы вывезли буквально все, вплоть до штемпелей для почтовых марок, то блеск столичного квартала Плато напоминал огни Манхэттена, а очарованные ивуарийским экономическим чудом граждане в шутку приговаривали: "Воистину, Господь - ивуариец!".
На самом деле Кот-д"Ивуар развивался по тем же чертежам, которые были намечены еще на заре колонизации. Титульные "южане" во главе с этносоциальной группой аканов-бауле стали кофейными плантаторами, а "северяне", мусульмане диула, обречены были стать их прислугой - они возделывали их поля и плантации, убирались в их домах, строили, торговали, водили такси, готовили. До поры до времени это устраивало всех: за заработками и лучшей жизнью через совершенно легально открытые границы в страну устремлялись тысячи малийцев и буркинийцев - сенуфо и малинке, удостоверения личности для комфортной жизни по большей части не требовалось, а в космополитичный Абиджан ездили летом подрабатывать даже французские студенты.
Открытое общество и его враги
Главный призрак, терзающий страну, - это "ивуарите", "ивуарскость", отголосок десятилетнего (2002-2011 гг.) конфликта "северных" мусульман, потомков буркинийских и малийских мигрантов, с "южными" христианами - "понаехавших" против "коренных", аллохтонов против автохтонов. Традиционно "ивуарите" считается изобретением ближнего круга Анри Конана Бедье, тогда еще спикера Национальной ассамблеи, всеми силами стремившегося не допустить до участия в выборах опасного и успешного экономиста Всемирного банка Алассана Уаттара - мусульманина-малинке буркинийского происхождения. Утвержденный "отцом нации" премьер-министром в 1990 г. по настоянию Франции, призванный провести программу неолиберальных реформ и решить проблему большого внешнего долга, Уаттара был отстранен от участия в выборах скандальной поправкой 1995 г., допускавшей к участию в них только ивуарийцев по происхождению. Бедье, бесполезное "золотое дитя" аппаратчиков PDCI, предположительно купивший диплом и, по народным поверьям, приходившийся сыном "отцу нации" Уфуэ-Буаньи, как умел отстаивал привилегии цеплявшейся за власть партийной элиты перед лицом экономического кризиса и растущей политической конкуренции после восстановления многопартийной системы.
Разосланное им тогда же, в 1995 г., в университеты распоряжение срочно придумать "национальную идею" было духом времени и отчаянным требованием модерна - с приближением экономического кризиса космополитичная, молодая, воспитанная на североамериканской поп-культуре городская среда первой почувствовала потребность в чужом и Большом Другом. До 1990-х гг., политики болезненной структурной перестройки экономики по лекалам МВФ, эти вопросы мало кого волновали. Коренные языки без государственной поддержки и собственной письменной литературной традиции задыхались на обочине истории, а степень владения французским прекрасно коррелировала с социально-экономическим статусом - от рафинированного языка министерских офисов до "Маленького Мусы", арго малограмотных мигрантов. Но с падением экспортных цен на кофе и какао-бобы, ростом экономических проблем и безработицы слепленной из 60 народов стране с бесцветным, выбранным от отчаяния названием (ведь "Золотой Берег" уже застолбила Великобритания!), потребовалось определиться, кого же допускать к политическому патронажу. Застрельщиками стала группа университетских интеллектуалов, объединившихся вокруг журнала "Корни" (Racines) и поддержанная в том числе оппозиционером Лораном Гбагбо, сорбоннским историком, безуспешно соперничавшим с Уфуэ-Буаньи за президентский пост в 1990 г. и добившимся его уже в 2000 г.
60 этнических групп должны были найти что-то общее - новый ивуарский общественный договор. Но чтобы построить нацию и новую идентичность, возводимую, кстати, не к "обанкротившейся" греко-римской культуре, а к Древнему Египту, надо было - в духе якобинской традиции - кого-то понизить или исключить из тела нации. Такие "враги прогресса" нашлись быстро, ведь 26-28% были иностранцами. Нежелательными аллохтонами стали мусульмане-диула (правильно - джула) с одинаковыми фамилиями Сиссе, Траоре, Туре и Коне, моментально ставшими маркерами неполноценности. Они говорили на "отсталом", "базарном" языке, вели бизнес "несовременно", верили в Аллаха вместо более модного и современного Иисуса. Парадоксально, что ломаный мигрантский язык, арго нуши, был воспринят неблагополучной городской молодежью и подростковыми бандами и стал маркером "свой-чужой", а затем просочился в студенческие союзы и университеты и стал антиязыком "Молодых патриотов", органично выросших из уличных ОПГ в хунвейбинов и боевиков националистического "Ивуарийского народного фронта" во главе с Гбагбо.
При всем при этом проект ивуаризма был либеральным - корни нужно было обрести затем, чтобы вернуться на якобы грубо прерванный колонизаторами "естественный путь" африканских обществ к рыночному либерализму. Однако любой такой поиск автохтонов во многом лишен смысла: доколониальное прошлое страны известно довольно плохо, ее территория издревле осваивалась волнами поселенцев, а созданные в начале 2-го тыс. государство сенуфо и сменившее его королевство диула и малинке Конг - сеть занятых в дальней караванной торговле торговых домов - куда больше отвечали либерально-рыночному духу ивуаритэ, чем многие другие доколониальные политии. Чтобы выкрутиться из неудобного положения, автохтонами были признаны те, кто уже жил на территории Берега Слоновой Кости к 10 марту 1893 г., времени образования французской колонии, а титульным этносом стала наиболее развитая с точки зрения колонизаторов, но достаточно приниженная в традиционной иерархии этносоциальная группа населяющих побережье аканов-бауле. Иронично, но устное наследие сохранило миф о переселении бауле из государства ашанти во главе с королевой Аура Поку на территорию будущей колонии в XIX в., иными словами, сами аканы были такими же пришельцами.
Искусственно, рукотворно расшатанный консенсус перерос в длительный военно-политический конфликт, кульминацией которого стало восстание севера в 2002 г., едва потушенное к 2007 г., когда лидер повстанческих "Новых сил" стал премьером в правительстве Гбагбо. И в 2011 г., когда каждый из кандидатов на президентский пост - националист-ивуарист Гбагбо и неолиберал Уаттара - объявил себя по итогам выборов главой государства, вмешательство Франции утвердило у власти Уаттара, а мечтавший о "Новом Иерусалиме" строптивый пятидесятник Гбагбо отправился в Гаагу. Новая администрация Уаттара, предоставив в 2013 г. гражданство тысячам ивуарийцев из первого поколения мигрантов, начала rattrapage, этническое "выпрямление", успешно кооптировала высокопоставленных повстанцев и стала сотрудничать с обескровленным репрессиями "Ивуарийским народным фронтом".
Но наивно думать, что былые обиды забыты. В сопротивляющемся притоку мигрантов Юго-Западе и Северо-Западе, на родине ядерного электората Гбагбо, с 2010-х гг. вспыхивают межобщинные конфликты, например между "автохтонами"-гере и "аллохтонами"-малинке. Виктимизированные южане, в частности бете, в упор не видят позитивных мероприятий властей, молодые нейо из ядерного электората Гбагбо в долине р. Сассандра рутинно патрулируют леса в поиске заимок "чужаков", а многие деревни буквально насыщены экс-боевиками "Молодых патриотов", изгнанных из Абиджана после победы Уаттара в 2011 г. Не залеченный и не забытый конфликт тлеет и в вооруженных силах, где оказались как повстанцы из "Новых сил", так и бывшие сторонники Гбагбо, мечтавшие (и по-прежнему мечтающие) о "матче-реванше". Как следствие, в январе-мае 2017 г. в Буаке, Далоа и Карого вспыхивали мятежи военных-северян, требовавших повышения жалования и выплат премий. Многие из них ранее воевали в "Новых силах", а в Буаке, в доме главы протокола Соро, даже нашли склад оружия, что подтвердило опасения оппозиции о связях Соро с экс-повстанцами. В июне 2017 г. демобилизованные военнослужащие ненадолго захватили Буаке, а в январе 2018 г. снова произошли стычки между разными фракциями военных. Все эти конфликты решались одинаково бескровно - заливались деньгами.
Крис Япи
Мало кого из высокопоставленных политиков кто-то беспокоит больше чем Крис Япи, этот "ивуарийский Незыгарь", регулярно делящийся сливами, инсайдами и компроматами на Уаттара и его ближний круг. За аккаунтом предположительно стоит бывший лидер повстанческих "Новых сил", затем, по порядку, экс-премьер (2007-2012), спикер Национальной ассамблеи (2012-2019) и, наконец, опальный оппозиционер Гийом Соро, рассорившийся с Уаттара и обвиненный в декабре 2019 г. в антиправительственном заговоре. После разрыва с Уаттара Соро действительно сблизился с Гбагбо, Н"Гессаном и Бедье, появлялся в Турции, Брюсселе, США. Отрицающий обвинения Соро раздражено сравнил сомнительное с точки зрения конституции поведение АДО с амбициями Владимира Путина, а себя - с генералом Де Голлем. Создав движение "Солидарные поколения и народы", ориентирующееся на электоральный успех "Республики на марше" Эмманюэля Макрона, из ссылки в Париже на блестящих пресс-конференциях неутомимый Соро уверенно "раскачивает" политическое поле и угрожает администрации Уаттара срывом голосования.
"Потребительский мешочек"
Решение было найдено быстро - это почти мистическая вера в либеральную экономику, приватизацию, дерегуляцию, Бреттон-Вудские институты и макроэкономические показатели. Благо, что даже горячая фаза гражданской войны (2002-2004), разделившей страну пополам на националистический юг и повстанческий север, не парализовала банки, бизнес и торговлю. С устойчиво высоким 7-8% ростом, скрепленным успешной эмиссией евробондов, заветным B+ и подъемом по лестнице Doing business, Уаттара сознательно пошел на "забвение" через "развитие", причем под последним понимались, главным образом, дерегуляция ведения бизнеса и развитие транспортной инфраструктуры при сохранении экспортно-сырьевой модели. Оборотная сторона роста и притока инвестиций ждать себя не заставила - жить стало дорого, потребительская корзина, как шутят, превратилась в потребительский мешочек, vie chère стала самой популярной темой околополитических пересудов, а джентрификация Абиджана буквально выдавливает бедных на окраины и в деревню кусающимися ценниками.
Как грустно шутят в абиджанских гетто, по магистралям и развязкам "не текут деньги", а "жевать асфальт" вместо хлеба - то еще удовольствие. И лишь неформальная экономика, на которую приходится 30% ВВП и 90% занятости в Абиджане, этом "африканском Манхэттене", служит буфером от нового социального взрыва. Излишне говорить, насколько все это опасно без ясного видения будущего (а у 70-80 летних патриархов потенциал политического творчества давно исчерпан) и при полном игнорировании вопросов примирения разделенной страны, где военные преступники получали максимально жесткие наказания и затем максимально быстро прощались.
Не лучше и в деревне, где утратившие корни и отчаявшиеся найти постоянный заработок ивуарийцы пытаются выживать, создавая "молодежные" кооперативы, сообща или по очереди возделывая землю и агрессивно добиваясь признания и места в коллективе у вождей и старейшин. Земли отчаянно не хватает, конфликты вокруг землевладения и землепользования вспыхивают там и тут, но администрация Уаттара в упор не желает даже подступаться к этой проблеме. Неудивительно, что многие молодые ивуарийцы голосуют ногами: после Нигерии и Гвинеи Кот-д’Ивуар - лидер по эмиграции в ближнее и дальнее зарубежье. В основном из страны уезжают мусульмане-диула, которыми, кстати, переполнена и столичная тюрьма MACA, именуемая "Каабой". Сами заключенные считают, что название происходит от многочисленных табу в посещении и поведении в этом жестоком заведении, но, как нетрудно догадаться, метафору можно истолковать иначе - как провал интеграции и социально-экономической эмансипации мигрантов и их потомков. Единой нации все-таки не получилось.
Источник:
|